У Марека забилось сердце. Что этому Очкарику от него нужно? Расстояние между ними все укорачивалось. Раздумывать нечего, лучше сразу дать тягу…
И Марек пустился бегом. Однако его не покидало ощущение, что человек с лошадиной физиономией следует за ним. Всей спиной он чувствовал его взгляд.
И тут незнакомец окликнул Марека:
— Эй, мальчик, подожди! Не бойся. Почему ты убегаешь? У меня к тебе важное дело.
Но Марек так испугался, что, хотя ранец оттягивал ему плечи, как свинцовый, он помчался точно чемпион на стометровке. Ему повезло. Едва он выбежал на улицу Мицкевича, подошел трамвай. Марек вскочил на подножку, хотя отсюда до дому было всего каких-нибудь триста метров. Но сейчас надо было во что бы то ни стало оторваться от Очкарика.
Войдя в вагон и почувствовав себя в безопасности, Марек прильнул к окну. Ему хотелось видеть, что делает Очкарик.
Вот он, запыхавшись, выбежал на улицу. В эту самую минуту кондуктор зазвонил, и трамвай тронулся. Очкарик припустил за ним бегом, хотел вскочить, но не успел. Он остановился, лихорадочно озираясь. Марек облегченно вздохнул. Он уже собирался пройти вперед, как вдруг заметил, что Очкарику удалось остановить такси. Несколько секунд спустя такси догнало трамвай.
Приближалась остановка, но Марек не знал, как ему быть. Выходить или нет? «Не нужно бояться… не нужно бояться, — успокаивал он себя. — Здесь ведь улица. Столько людей! Не то что там, в сквере… Вон и милиционер стоит. А до дому всего каких-нибудь сто метров».
Трамвай остановился. Марек выскочил и быстрым шагом двинулся к дому. На ходу он обернулся и снова задрожал. За ним по другой стороне улицы медленно ехало такси. К счастью, дом был уже рядом.
Раскрасневшийся, потный, он ворвался на кухню.
— Что случилось, что у тебя за вид? — воскликнула мать.
В первую минуту он хотел рассказать ей обо всем: о прогуле, о странном мальчике, о стекольщиках, об Очкарике, который гнался за ним, — но побоялся. Если б не прогул! Нужно и о нем рассказать, все равно мама догадается. Нет… это невозможно.
— Почему ты так рано вернулся?
— У панн Окулусовой совещание, и нас отпустили после трех уроков. Мы ходили на экскурсию в Лазенки.
— Отчего у тебя такой испуганный вид?
— Да нет, это тебе только кажется… Ой, у нас на окне новые цветы?
Делая вид, будто рассматривает цветы, Марек выглянул в окно. За окном стоял незнакомец и протирал стекла очков.
Марек отпрянул.
— Что с тобой? — встревожилась пани Пегусова. — Может, ты заболел?
Неожиданно раздался звонок.
— Мама, не отпирай! — крикнул Марек и промчался мимо остолбеневшей матери в комнату пана Фанфары.
Жилец, как обычно в эту пору, спал. Одеяло егомерно поднималось, слышалось мелодическое похрапывание.
Марек запер дверь на ключ и припал к замочной скважине. В передней раздались шаги, потом отворилась входная дверь. Мать с кем-то переговаривалась.
— Марек, к тебе пришли, — вдруг громко сказала она.
Вместо ответа Марек спрятался за шкаф. В случае с чего можно выскочить в окно.
Мать нажала ручку двери.
— Марек, ты слышишь? Почему не открываешь? — Она громко постучала в дверь.
Разбуженный стуком, пап Фанфара сел на постели, снял наушники, с минуту прислушивался, а когда стук повторился, надел халат и сказал:
— Пожалуйста!
Кто-то дергал дверную ручку.
— Заперто на ключ, пан Анатоль! — послышался голос пани Пегусовой.
Пан Фанфара удивленно поднял брови, он готов был присягнуть, что не думал запирать дверь на ключ, потом, качая головой, надел туфли и пошел открывать.
— Что такое? — спросил он, близоруко щурясь при виде человека с лошадиной физиономией. — Кто это? — Он рылся в карманах халата, отыскивая очки.
В этот момент произошло нечто странное.
Человек с лошадиной физиономией схватился за щеку.
— Ах, забыл закрыть кран! — вскрикнул он, резко повернулся и, прежде чем кто-нибудь успел произнести хоть слово, опрометью выбежал из дома.
Пани Пегусова и пап Фанфара долго не могли прийти в себя от изумления.
— Ну и чудак, — наконец сказала пани Пегусова, — вдруг ни с того ни с сего убежал! Вы его знаете, пан Анатоль? У меня такое впечатление, что он вас испугался.
— Я не рассмотрел его как следует… так, видел какую-то желеобразную массу, — сказал пан Фанфара. — Когда я без очков, мне все вокруг напоминает желе.