Дальше расспрашивать Антон не стал.
Ястребов подсел к столику и, словно в самом деле находился в кафе или ресторане, взглянул на Марину, мол, посетитель ждет, примите заказ. Он заказал чашку кофе, минералку. Его Марина обслуживала с удовольствием, более обходительно, чем Петровича и экскаваторщика.
– У меня с приятелем конфиденциальный разговор, – предупредил Марину Ястребов, – и, если можно, побудьте, пожалуйста, на кухне.
– Если понадоблюсь, позовите, – Марина удалилась.
Антон с надеждой смотрел на Ястребова.
«Кто он такой? Откуда взялся? Но почему-то я верю, что он может помочь. От него исходит уверенность и сила».
– Я говорил с Мариной, – глухо произнес Ястребов. – Ее сумасшествие – временное, это последствия стресса. Ей захотелось вернуться в прошлое, чтобы забыть настоящее. Вы же видите, она ведет себя как маленькая девочка, играющая в официантку.
Антон напрягся. Марина тоже говорила ему об этом.
– Первой мыслью у вас было обратиться к врачам? – он вопросительно посмотрел на Антона.
– Я решил не делать этого.
– Правильно. Это не болезнь, это игра. Ей во всем нужно подыгрывать, и тогда она почувствует себя комфортно.
– Она разрыдалась, – напомнил Петрович, – когда положила счет на стол, а я дал ей русские деньги.
– Конечно, счет она принесла в советских. – Ястребов вытащил из-под пепельницы листок.
– Если мы не заплатим, она вновь заплачет.
– Истерика – нормальная реакция. Но вы не забывайте, это игра, а в игре возможно все.
Марина, подойдите, пожалуйста, – крикнул Ястребов через плечо.
Краснова с готовностью застыла возле столика:
– Что-нибудь еще желаете?
– Нет, счет, пожалуйста.
Женщина выписала счет и положила его перед Ястребовым.
– Ваш блокнотик можно? – попросил мужчина. Оторвал от него две странички и ручкой написал на них: «Один рубль». И приписал:
«СССР. 1961». Вот. Пожалуйста, возьмите.
Женщина без тени смущения приняла листики и бросила их в карман передника.
– Извините, мелочи у меня нет. Может, кто-нибудь рубль разменяет?
– Сдачи не надо, – великодушно разрешил Илья. – А теперь вы, – шепнул он Петровичу, подвигая блокнотик к нему.
Расчет с прорабом прошел безболезненно.
Петрович сразу нарисовал пятерку и, получив два рубля сдачи, счастливо заулыбался. Марина буквально светилась счастьем.
– Заходите еще, будем рады, – она влажной тряпкой протирала столик и убирала посуду.
– Я должен с вами поговорить, – Ястребов взял Полуянова под локоть и повел к реке.
По дороге не проронил ни слова. Только когда они оказались на мостике, перекинутом через русло, облокотился о перила и сказал:
– Вы ее любите? – Антон молчал. Илья легонько толкнул его плечом. – Вы обратились ко мне как к доктору и должны быть откровенны.
– Вы и так это знаете, – тихо промолвил Полуянов.
– Я знаю. А знаете ли это вы? В некоторых вещах человек сомневается, пока не произнесет их вслух или пока не услышит от других. Вы никогда не задумывались над тем, почему женщины готовы по сто раз выслушивать от мужчины «я тебя люблю»?
– Да, – мрачно произнес Антон, злясь на себя, что ему лезут в душу.
– Значит, вы искренни в своем желании помочь ей, и это хорошо. Когда она выглядела спокойнее – в Москве после похорон или сейчас?
– Тогда на ней лица не было, а теперь она счастлива, смеется.
– Она не думает о плохом. Неужели вы хотите лишить ее счастья?
– Но она не в себе.
– Извините, – не к месту рассмеялся Ястребов, – вы человек влюбленный, а влюбленные всегда говорят друг другу глупости и именно поэтому счастливы. Она играет в официантку, играет, будто стала маленькой девочкой. И вы должны подыгрывать ей, другого выхода просто нет. Пусть говорит глупости.
– И как долго это будет продолжаться?
– Не знаю. Может быть, день, может, месяц, а может, год, а может и всю жизнь. Ее мечта исполнилась, и в этом вы ей помогли.
– В каком смысле?
– Вы знаете, не притворяйтесь. Произносить вслух я не стану, – Ястребов фамильярно обнял Антона за плечо. – Здесь ее никто не побеспокоит, если вы этого захотите. На стройке все подчиняются вам. Скажите всем, чтобы подыгрывали Марине, так и будет. В Москву ей нельзя, там много чужих, злых людей, ее кто-нибудь обидит, а здесь только посвященные.
Пусть играет в свое кафе.
– А потом? – с тоской спросил Полуянов.