69 
Матерно рыча, сержант поднялся на четвереньки, и тогда Бурлаков снова ударил его дубинкой, целясь на этот раз пониже спины. Скрипнув зубами от боли и унижения, Шестаков вскочил и бросился на обидчика. Бурлаков перехватил дубинку, взяв ее за середину обеими руками, и нанес три коротких удара: в солнечное сплетение, в пах и в подбородок. Первый удар остановил сержанта, второй согнул пополам, а третий швырнул в угол, прямо на продолговатый сверток, лежавший у стены. Все было проделано четко, как на занятиях по рукопашному бою, и заняло очень мало времени.
— Ну, может быть, хватит? — спросил Бурлаков и аккуратно положил дубинку на край стола. — Давай начнем сначала, как будто я только что вошел. Вот я вхожу и говорю: товарищ сержант, меня только что обворовали в самолете...
— Ну, козел, — не совсем внятно сказал сержант Шестаков, слепо шаря вокруг себя руками в поисках опоры, — ты у меня сейчас пожалеешь, что на свет родился...
— Да ну? — удивленно сказал Григорий и вдруг замолчал на полуслове. Рука сержанта оперлась о сверток, блестящая черная пленка натянулась, и под ней явственно проступили очертания человеческой головы.
Не веря своим глазам, Бурлаков шагнул вперед. — Эй, сержант, что это у тебя здесь — частный морг?
Шестаков растерянно проследил за направлениемего взгляда и увидел под левой рукой рельефно обрисованные натянувшейся пленкой черты лица убитого эфэсбэшника. Сержант понял, что погорел, и окончательно потерял голову. Негнущимися пальцами он нащупал на поясе кобуру и рванул кожаный язычок застежки.
— Ах ты, шваль, — разобравшись в ситуации, выдохнул Бурлаков. Подскочив к сержанту, он рывком поставил его на ноги, оторвал его руку от кобуры и нанес беспощадный режущий удар в живот. Шестаков послушно сложился пополам. Григорий с хрустом врезал ему по носу коленом и, держа за шиворот, снова поставил сержанта прямо. — Так ты здесь людей убиваешь, поганец? — прошипел он прямо в расширившиеся от скотского ужаса глаза сверхчеловека из Старого Оскола. — Этим ты так сильно занят, слуга народа?
Он снова ударил сержанта в живот — бить его в перемазанное кровавой слизью лицо Григорий побрезговал. Бурлаков был человеком прямым и цельным и сейчас испытывал те же ощущения, что и в тот раз, когда оказался один на один с бешеной росомахой, повадившейся нападать на людей: перед ним был совершенно безумный и смертельно опасный дикий зверь.
От него и воняло зверем: потом, кровью и гниющими между нечищенными зубами остатками пищи.
— Говори, сучонок, — сильно тряхнув зверя за шиворот, сказал он. — Говори, пока я согласен тебя слушать. Убью как собаку!
Для убедительности он еще раз с силой вогнал свой кулак в обмякший живот сержанта. Шестаков снова согнулся в три погибели и, не разгибаясь, с трудом выдавил:
— С-с-случайно.., не хотел... Он с-с-сам.., сердце...
— Ах, ты у нас еще и доктор! — снова придавая подонку вертикальное положение, с холодной яростью изумился Бурлаков. — Ну и кем он был, этот твой пациент?
— Н-н-не зна... — попытался соврать Шестаков, но тут же вновь сложился в поясе, получив очередной удар. Он издал мучительный звук, и Григорий поспешно отстранился, опасаясь, что сержанта вырвет.
— Майор... ФСБ, — прохрипел Шестаков.
Оба были настолько поглощены своей увлекательной беседой, что не заметили, как дверь дежурки распахнулась и на пороге возник Углов. Лейтенант, прогулявшись по терминалу и немного успокоив нервы, решил вернуться, чтобы помочь Шестакову замести следы: в конце концов, сержант был прав, когда говорил, что они связаны одной ниточкой. Углову хватило нескольких секунд, чтобы разобраться в природе творившегося в дежурке безобразия и понять, что они с Шестаковым пропали: мордовавший сержанта крепыш мог оказаться кем угодно, а Шестаков, судя по всему, был уже готов к употреблению и вот-вот должен был начать валить вину за содеянное на своего непосредственного начальника. Лейтенант почувствовал, как паника мутной ледяной волной начинает подниматься откуда-то от живота, и решил действовать, пока эта волна не захлестнула мозг. Страшнее всего была острая нехватка времени: на принятие решения ему были отведены доли секунды.
Бледный как полотно, мгновенно покрывшийся липкой ледяной испариной, лейтенант Углов расстегнул кобуру и, спохватившись, потянул на себя все еще распахнутую настежь дверь. В последнюю секунду Бурлаков что-то услышал и обернулся, но было поздно: звук выстрела перекрыл негромкий щелчок закрывшейся двери, и тупоносая пистолетная пуля ударила его в спину.
69 
