Последние отзывы

  49  

Вокруг блаженствовали очумевшие от яркого солнца люди. Их лица, уже слегка обгоревшие на солнце, сияли, как надраенная медь. Лада шла по студенческому городку, принимая приветствия и поздравления с предстоящим замужеством. Если бы ее спросили, что она ищет и куда идет, она не смогла бы ответить. Просто в такой необыкновенный день не должно быть места обыкновенным событиям. Даже мороженое, купленное в первом же попавшемся киоске, показалось вкуснейшим деликатесом, а знакомая березовая аллея — не чем иным, как дорогой в рай. Лада пошла по ней, щурясь на клейкие молодые листочки берез и замирая от гулкого стука сердца. Аллея выходила к спортивному стадиону, где группа веселых, почти совсем раздетых студентов гоняла мяч. Парни орали и охотно падали в мягкую, недавно пробившуюся на поле траву.

Саша сидел на трибуне и наматывал на колено эластичный бинт. Рядом валялась синяя спортивная сумка и бутылка из-под минеральной воды.

Лада подошла:

— Можно сесть?

Не отрывая глаз от травмированной ноги, он буркнул:

— Садись.

— Надо троксевазином натереть, а потом обматывать. У меня в комнате есть тюбик.

— Обойдемся.

— Вы — это ваше величество Александр Серебряков? Может, глянешь хоть раз, а то не вспомнишь потом, какие у меня глаза.

Он поднял голову и внимательно посмотрел в улыбающееся Ладино лицо:

— Тебя можно поздравить?

— Пока еще рано. А тебе не терпится? Могу пригласить на свадьбу в качестве почетного гостя.

— Почему же не свидетелем?

— Потому что для свидетеля ты слишком слеп. Не видишь дальше сврего больного самолюбия.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду. А то еще твой жених придет мне морду бить. Я не такой здоровый, как он, могу и в больницу попасть, а скоро сессия.

— Ты еще и трус?

— Ради своей девушки я не испугался бы, а ради чужой…

— Саша, тебе не надоело от меня бегать?

— А тебя что, задело, что я к тебе не пристаю, как другие? Тебе все мало? Замуж ведь выходишь, чего пришла.

Лада проглотила и это. Сегодня она решила высказаться до конца:

— Погода на улице хорошая. Не хочешь прогуляться?

— С тобой?

— А чем мое общество тебя не устраивает? Слушай, Саша, ты можешь хоть один день в жизни наплевать на все? Можешь ты сейчас поехать со мной покататься на речном трамвае, погулять в парке или просто в кино сходить, в конце концов? Зачем пришла. Спрашиваешь? Скажу! Я первая скажу, я тебя люблю. Это хороший повод для прогулки?

Александр встал, закинул на плечо спортивную сумку и сказал:

— Пошли.

Идя вдоль низкого заборчика, окружавшего стадион, Лада крепко держалась за его локоть, и ей было уже наплевать, что им вслед удивленно смотрят студенты.

«Кто-то из них непременно доложит Андрею, но мне уже все равно. Сегодня я буду счастлива», — думала она, прижимаясь к горячему плечу Александра.

В жизни каждого человека бывают дни, в которые вмещается целая жизнь, и, прожив их, уже не жалеешь ни о сером прошлом, ни о предстоящем безрадостном будущем. Такие дни врезаются в память, как след от ожога, и вспоминаются только в моменты большой боли. Тогда стоит их вспомнить, чтобы не жалеть ни о чем, что случится потом, и еще раз прожить короткий, но ослепительный отрезок счастья.

Этого дня Лада не забывала никогда. Сначала они пошли на пристань и сели в речной трамвай, который радостно рванулся резать серую воду Москвы-реки. Берега светились дымкой пушистой зелени, ветер трепал ее черные волосы и бросал их в лицо Александра, он отряхивался от них, как от паутины, и смеялся. Они целовались, слизывая друг у друга с кончика носа и щек капли воды, впереди у них был длинный весенний день.

Потом был парк, белая беседка у воды, запах ожившей земли и заново родившегося леса. Лада никогда не помнила слов, которые были сказаны, — так, бессмысленный бред влюбленных, где каждое слово ничего не значит и в то же время значит все. В ее памяти все слилось в единый аккомпанемент жестов и поцелуев.

— Завтра я все скажу Андрею.

— Я сам скажу. Это наше с ним дело.

— Ты меня любишь?

— Люблю. Выйдешь за меня замуж?

— Да. Нам так хорошо вместе!

Но временами он мыслями был не с ней, о чем-то думал. Но Лада не хотела замечать досадных мелочей и не замечала. Она получила наконец-то самую желанную игрушку и не хотела в ней разочароваться. Упоение собственной победой кружило ей голову. Она получила все, что хотела, и этот пик упоительного взлета преследовал ее потом всю жизнь. Много лет спустя, легко получая дорогие, недоступные большинству вещи и неизменную любовь мужа, она так и не могла оценить их, потому что они доставались слишком легко. Но здесь, в этой некрашеной беседке, сидя на грязной лавке в обнимку с нищим студентом, она была уверена, что получила все, о чем только можно было мечтать.

  49