А он, в отличие от нее, поглядывал на соседние столики, поскольку головы мужчин то и дело поворачивались в сторону его спутницы. «Смотрите, завидуйте», — с гордостью думал Скотт.
— Что это у тебя такая хитренькая улыбочка? — поинтересовалась Дон. — Наверняка задумал что-то коварное.
— Да нет. А вот и столик нам подготовили…
Они уселись.
— Как тебя встретили дома? — спросил Скотт.
— Застала всех врасплох. Рады, конечно.
Она коротко рассказала ему о том, как провела день, умолчав о разговоре с матерью в спальне.
Ожидая, когда им принесут роскошный ужин, заказанный Скоттом, они потягивали вино. Скотт давно хотел рассказать Дон о своих делах, рассчитывая, что рано или поздно ей придется делить с ним все его успехи и — не дай Бог! — поражения. Сейчас для этого был подходящий момент. Он кратко обрисовал ей круг своих забот.
— Так, значит, в газетах правильно пишут, что ты не покинул мир гонок? — прервала его Дон.
— Неправильно. Просто я скупил все эти мотомастерские, чтобы перепродать — и только. Это раньше мне было наплевать, сломаю я себе шею или нет, а сейчас… — Скотт не закончил и задумчиво поводил пальцем по скатерти.
Дон поняла: теперь свою жизнь он связывает с ней, из-за нее она стала ему дорога. Наконец Скотт поднял глаза от скатерти, посмотрел ей прямо в лицо:
— А ты? Чем бы ты хотела заняться лет, скажем, через десять?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Иногда думаю, неплохо было бы организовать школу для манекенщиц, только ведь я трусиха. Ну как я скажу какой-нибудь бедной девочке, что из нее ничего не выйдет?
— Если не это, то что?
— Кто знает? — Дон задумалась. — Я ведь ничего больше не умею!
Скотт засмеялся:
— Неправда! Ты знаешь толк в моде, разбираешься в косметике, снималась в рекламных клипах… Можешь стать актрисой!
— Хм… А у тебя в этом мире есть связи? Можешь порекомендовать меня партнершей Гаррисону Форду?
— Это чтобы сниматься с ним в любовных сценах?
— Ну, пару раз…
Скотт обмакнул палец в бокал и легонько брызнул на нее вином.
— Фу! Ты не меняешься! — Она изобразила обиду.
— А ты? Лишь бы пофлиртовать!
Дон широко раскрыла глаза, стараясь уловить смешинку в суровом выражении его лица.
— Ревнуешь? Как здорово!
— Ну и что с того? — неожиданно смутившись, пробормотал он.
По удивленному лицу Дон Скотт наконец понял, что она просто шутит — и насчет Гаррисона Форда, и насчет своей кинематографической карьеры. А зря, между прочим!
— Может, ты и не думала об этом, но из моделей в кинозвезды — естественный путь, — сказал он вполне серьезно.
Дон знала одну девушку, которая ушла в мир кино. Теперь изматывается еще больше, чем когда была моделью.
— Не думаю, что это лучший вариант. Да ладно, несколько лет у меня в запасе еще есть, а потом найду что-нибудь, — ответила она.
Скотту хотелось сказать, что лучшая профессия для нее — стать его женой, но тут вспомнил свой план — не давить, Дон должна пожелать этого сама. Принесли еду, и они не без удовольствия принялись за нее.
— Значит, твой отец потихоньку отходит от дел? — спросил Скотт, откинувшись на спинку кресла с чашкой кофе в руке. — Я думал, он сам никогда не уйдет, только если его попросят, как моего.
— Пришлось. Давление очень высокое.
— А моему мать покоя не давала — уходи, да уходи. Твоя также?
— Примерно.
Они засмеялись и стали сравнивать родителей. Оказалось, они были очень похожи — в своем отношении к детям, друг к другу.
— Неужели и мы такими станем в их возрасте? — спросила Дон.
Скотт ухмыльнулся:
— Возможно. Ты наверняка будешь очень симпатичная старушоночка.
— Усохну?
— Нет. Почему ты так решила?
— Ты употребил уменьшительный суффикс…
— Пей-ка лучше кофе! — сменил тему Скотт.
Господи, какой он забавный, все воспринимает всерьез! Дон поднесла чашку ко рту. Пить ей совсем не хотелось. Поехать бы сейчас с ним куда-нибудь и хоть на несколько часов забыть, что она несвободна!
— Куда мы? — спросила Дон, слегка нахмурившись.
— Помнишь «Рокин-Робин»?
Дон встревожилась:
— В Хейт-Эшбери?
— Не волнуйся. Там теперь все изменилось, стало чисто. Сегодня в программе танцы пятидесятых. Ретро, но, может, тебе понравится…
Действительно район Хейт-Эшбери заметно изменился. Но нищета осталась: дома обшарпанные, подписи на стенах. Господи, сколько лет прошло, как она здесь была в последний раз?!