Если город внизу и в самом деле был столь безжизненным, то нетрудно добраться до гавани и найти там себе какую-нибудь лодку, на которой можно плыть до берегов Восточного континента. Увы, дом, на крыше которого он стоял, был надежно отгорожен от внешнего мира; крыша, возможно, и была единственным выходом из этого здания, а потому следовало оглядеться.
Башня, на верху которой он стоял, явно была самой высокой в городе. В этой крепости, должно быть, и гнездилась семья Кориса. Если бы капитан был сейчас с ним, гадать не пришлось бы. С трех сторон Саймон видел крыши соседних домов, далеко отстоявших от стен, к которым подходили улицы.
Саймон нерешительно подошел к временному ангару с самолетами. Доверить свою жизнь машине, которой не умеешь управлять, было бы самоубийством. Но следовало осмотреть хотя бы одну из них. Саймон осмелел — ведь ему почти и не пытались пока противодействовать. Но он все-таки позаботился, чтобы неприятных сюрпризов не было. Забитый в петли замка нож надежно закрыл дверь, ее можно было только выломать.
Он вернулся к ближайшему аэроплану. Повинуясь его руке, он выкатился на открытое место, значит, не был тяжел и легко управлялся. Подняв панель на тупом носу, он заглянул в мотор, не похожий на те, что были знакомы ему, впрочем, он не был ни инженером, ни механиком. Зато знал, что засевшие внизу хозяева прекрасно умеют летать на них… Суметь бы только справиться с управлением!
Прежде чем углубиться в дальнейшее рассмотрение, Саймон побывал у оставшихся четырех аппаратов и рукояткой одного из самострелов разбил двигатели. Если придется лететь, следует хотя бы обезопасить себя в воздухе.
И когда он поднял свой импровизированный молоток в последний раз, враг нанес ему новый удар… Не дрогнула дверь, на лестнице не загремели шаги — нет, его снова охватила та же безмолвная сила. На этот раз его не пытались обездвижить, его гнали куда-то. Чтобы удержаться, Саймон ухватился за самолет с разбитым мотором, но лишь протащил его вместе с собою, он чувствовал, что не может остановиться.
Гнали его не к двери. В легком отчаянии Саймон понял, что колдериты не готовят ему новых мучений в нижних этажах, а добиваются быстрой смерти — при падении с крыши.
Он сопротивлялся изо всех сил, ступая за шагом шаг; каждому движению предшествовала полная отчаянной борьбы пауза. Он вновь попробовал начертить в воздухе спасший его внизу знак. Это не помогло. Может быть, потому, что врага во плоти перед ним не было.
Он мог замедлить свое движение, отсрочить неизбежный конец на секунды, минуты. Попытка двинуться к двери не удалась, он предпринял ее было в надежде, что враг примет его действия за попытку сдаться. И теперь Саймон знал, что им нужна только его смерть. Собственно говоря, командуй он здесь, он и сам поступил бы точно так же.
Оставался самолет, на который он только что надеялся. Да теперь ничего другого ему и не оставалось! Легкая машина пока все-таки отделяла его от края крыши, к которому толкал его умственный натиск.
Шансов уцелеть у него почти не было, но выбирать не приходилось. Подчинившись давлению, Саймон сделал сразу два шага в эту сторону, второй торопливо — якобы силы его уже были на исходе, с третьим шагом рука его легла на борт кабины пилота. Отчаянным усилием, изнемогая в этой странной борьбе, он перевалился внутрь кабины.
Под действием всей той де силы, он забился в дальний угол, легкий воздушный корабль пошатнулся. Он внимательно уставился на то, что было, по-видимому, приборной панелью. Перед узкой щелью торчал переключатель — больше там нечего было двигать. И с мольбой к Всевышнему, не к Силе Эсткарпа Саймон протянул отяжелевшую руку и сдвинул переключатель на панели.
4. Город мертвецов
С детской надеждой он все же ожидал, что крылья поднимут его в воздух, но машина, набирая скорость, покатила прямо вперед. Когда нос аппарата перевесился над краем, самолет кувырнулся вперед. И Саймон полетел вниз, но не сам по себе, как хотел того неведомый мучитель, а в кабине аэроплана.
А потом за какой-то миг он сумел понять, что падает не вертикально, а под углом. Отчаянно дернув за переключатель, он сдвинул его вверх, оставив на половине прорези.
А потом был удар и чернота, без звука, света и ощущений…
Из темноты его вывела задумчивая янтарно-красная искорка, к ней присоединился слабый повторяющийся звук… — тиканье часов, капающая вода. И наконец, запах. Он-то и привел Саймона в сознание. Сладковатая, густая, тошнотворная вонь проникала в его ноздри и горло, запах разложения и смерти.