Оказалось, что он сидит; света хватало, чтобы разглядеть поддерживающие его в этом положении обломки. Но преследовавшее его на крыше давление исчезло, он мог теперь думать, двигаться, конечно, если целы руки и ноги.
Аварию он перенес почти без повреждений, за исключением нескольких болезненных синяков. Должно быть, конструкция аэроплана смягчила удар. Красный глазок, что светил ему во тьме, оказался огоньком переключателя. Капало где-то под панелью.
Запах был повсюду, вокруг. Саймон пошевелился и напрягшись толкнул в борт. Заскрежетав металлом о металл, дверца отворилась. Он с трудом выполз из своей клетки. Над головой зияла дыра, обрамленная расщепленными краями досок. Пока он стоял, уставившись вверх, одна из них оторвалась и рухнула на уже разбитую машину. Должно быть, аппарат упал на крышу одного из соседних зданий и проломил ее. Так что и жизнь и конечности он сохранил в целости лишь благодаря какому-то капризу судьбы.
Уже вечерело, видно, он пробыл без сознания достаточно долго. Голод и жажда никуда не делись, надо было отыскать питье и еду.
Но почему же враги еще не явились сюда. С той самой высокой крыши любой бы заметил место его неудачного приземления. Или же… А если они не знали о его попытке воспользоваться самолетом… А если они следили за ним лишь при умственном контакте. Тогда они должны считать, что он прыгнул через парапет и что падение закончилось полной потерей сознания, которую нетрудно было счесть смертью. А если это правда, значит, он свободен, пусть и в стенах Сиппара!
Оставалось прежде найти питье и пищу, а потом понять, где он, в какой части города.
Саймон обнаружил дверь на лестницу, выходившую, как он надеялся, на улицу. Застоявшийся воздух здесь был густо насыщен знакомым запахом тлена. Он уже догадался, откуда взялся запах, и заколебался — уж очень не хотелось идти мимо его источника.
Но дверь была только одна, и приходилось спускаться, здесь окна не были закупорены и на каждой площадке бледнели пятна света. Попадались и двери, но Саймон не открывал их, ему казалось, что этот отвратительный запах сильнее возле дверей.
Еще один пролет вниз, и перед ним оказался зал, заканчивающийся широким порталом, эта дверь наверняка вела на улицу. Здесь Саймон осмелился оглядеться и в каморке отыскал наконец каменные сухари — обычный хлеб воина Эсткарпа — и банку еще не испортившегося под плотной крышкой варенья. Прогнившие остатки прочих припасов свидетельствовали, что за едой сюда не заглядывали уже давно. Из трубки в раковину потекла вода, и Саймон сперва напился и лишь потом с волчьим аппетитом набросился на еду.
Есть было трудно, несмотря на голод, — вонь липла и к пище. И хотя Саймон побывал пока лишь в одном доме вне цитадели, все давало основание считать, что за исключением сердцевины крепости Сиппар был городом мертвых. Колдериты безжалостно расправились с теми из покоренных, в ком не нуждались. И не просто убили, а бросили всех непогребенными в собственных домах. Чтобы предостеречь горсточку уцелевших от сопротивления? Или просто потому, что им была безразлична участь этих людей. Похоже, наиболее вероятным было последнее, и странное чувство родства с плосколицыми захватчиками навсегда покинуло его сердце именно в этот момент.
Весь хлеб, который удалось найти, Саймон прихватил с собой, еще взял бутыль с водой. Как ни странно, ведущая на улицу дверь оказалась заложенной изнутри. Быть может, жители этого дома заперлись и перебили друг друга? А может, их просто заставили умереть, как заставили его бросаться с крыши.
Улица была по-прежнему безлюдной, как он заметил еще с крыши. Но Саймон все-таки жался поближе к стенке, вглядывался в любой затененный вход, в боковые улочки на перекрестках. Все двери были закрыты, вокруг не было ни малейшего движения, и он шел вперед, в порт.
Он уже понял, что все двери окажутся заложенными изнутри, а в домах будут лишь мертвецы. Когда постигла их смерть?.. Сразу, как только колдериты явились в Горм, чтобы поддержать амбиции Орны и ее сына? Или, может быть, через годы после бегства Кориса в Эсткарп, когда остров оказался отрезанным ото всех людей? Впрочем, знать, как именно произошло все это, было важно разве что для историка. Теперь это — город мертвых… Мертвых телом — здесь и мертвых духом — там, в цитадели. Только колдериты, быть может, по-своему мертвые, поддерживали в нем иллюзию жизни.