Особенно,... 
93 
– Погодите, – сказала Ирина. – Вы сказали, что преступники узнали о том, что Свентицкий приобрел фрагмент украденной ими картины... Но как они могли об этом узнать?!
– Вы прирожденный следователь, – похвалил ее Сиверов. – Не каждый профессиональный сыщик сумел бы прямо на лету ухватить самую суть и сформулировать главный вопрос. Как они узнали... Вот и я тоже думаю: как?
Ирина не сразу поняла, что означает эта реплика и, в особенности странный тон, которым она была произнесена. А когда поняла, едва не задохнулась от возмущения: Сиверов, кажется, имел наглость предполагать, что это она проболталась о приобретении Свентицкого, пустив по Москве слух, который в два счета достиг ушей преступников.
Ирина посмотрела на Федора Филипповича, но вместо поддержки наткнулась на взгляд, в котором, как в открытой книге, прочла все тот же вопрос: как?
– Вы на что намекаете?! – спросила она возмущенно. – Вы хотите сказать, что я...
– Не хочу, – быстро возразил Сиверов. – Ну просто до смерти не хочу! И Федор Филиппович тоже не хочет, потому что ему нравится ваше печенье, и, наверное, не только оно... Но факты – упрямая вещь. Вы были у Свентицкого, вы видели фрагмент, держали его в руках, а буквально на следующий день с ним стряслась эта беда – со Свентицким, я хочу сказать, фрагмент-то, наверное, в полном порядке... Следовательно, имела место утечка информации. Она могла произойти по нескольким каналам. Себя и Федора Филипповича я исключаю по той простой причине, что это были не мы. Остаетесь вы, Свентицкий и продавец – предположительно Кулагин. Свентицкий мог похвастаться своим приобретением перед кем-то из знакомых. Кулагин мог похвалиться удачной сделкой, особенно после того, как обмыл ее с кем-нибудь из приятелей, – то есть просто сболтнуть лишнее по пьяному делу. А вы могли поделиться этим... ну, скажем...
– Я вас поняла, – резко и сухо перебила его Ирина. – И должна поставить вас в известность о том, что не обсуждаю дела в постели.
Она заметила, что Федор Филиппович опустил глаза, явно покоробленный такой прямолинейностью, а Сиверов чуть шевельнул уголком рта, но эти нюансы ее в данный момент не волновали. Они первые начали называть вещи своими именами, так что нечего теперь морщиться!
– Вы нас не совсем правильно поняли, – мягко заговорил Федор Филиппович. – В конце концов, вы не давали никаких подписок и имеете полное право обсуждать любые вопросы с кем угодно. Тем более что Виктор Викторович в курсе наших дел, и было бы вполне естественно, если бы он проявил интерес к ходу расследования, а вы этот интерес удовлетворили.
– При чем здесь Виктор? Даже если бы мы об этом говорили – а мы не говорили, хотите верьте, хотите нет, – дальше его эта информация не пошла бы.
– В доме такого человека, как Виктор Назаров, всегда есть посторонние глаза и уши, – заметил Потапчук. – Самые лучшие соглядатаи получаются именно из шоферов, горничных и дворецких, потому что хозяева привыкают к их постоянному присутствию где-то на заднем плане и перестают их замечать, как будто это не живые люди, а мебель или бытовые приборы.
Подумав, Ирина была вынуждена признать его правоту. В доме действительно было полно прислуги, и она действительно очень редко обращала внимание на этих людей, которые в нужный момент беззвучно появлялись ниоткуда и уходили в никуда, как только в них отпадала нужда.
– Я ничего не говорила Виктору о своем визите к Свентицкому, – ровным голосом повторила она. – Прежде всего, потому, что он мог счесть и наверняка счел бы мое участие в этом деле опасным и постарался бы меня отговорить, удержать... А это, в свою очередь, неизбежно привело бы к ссоре, совершенно ненужной и бесполезной... – Она подумала, что говорит лишнее и выглядит, наверное, оправдывающейся, однако дело в данный момент было важнее. Она хотела найти картину или то, что от нее осталось, а для этого ей было просто необходимо оставаться с этими людьми и продолжать пользоваться их доверием. Топтать ногами собственную гордость оказалось непросто, но Ирина справилась с этой задачей – по крайней мере, ей так показалось. – Виктор до сих пор уверен, что моя работа с вами сводится к консультациям по вопросам искусствоведения, даваемым в основном по телефону... Можете мне не верить, – закончила она.
– С чего это вы взяли, что мы вам не верим? – удивился Потапчук. – Вот, к примеру, Глеб сказал мне, что никому не рассказывал о Свентицком, и я ему поверил без каких-либо "но" и "если". Затем я, в свою очередь, сказал Глебу, что никому об этом не рассказывал, и он тоже мне поверил. Мы работаем вместе, как же может быть иначе? А теперь вы сказали нам, что ни с кем не делились данной информацией, и мы вам тоже верим, и все по той же причине: вы работаете с нами, а мы с кем попало, извините, не связываемся. Отсюда следует, что информация дошла до организаторов преступления по какому-то другому каналу – либо через Свентицкого, либо через Кулагина... Кулагина ищут? – обратился он к Глебу.
93 
