На столе, прямо на клеенке, стояла объемистая картонная коробка, откуда как попало торчали закрытые резиновыми пробками горлышки каких-то медицинских склянок, герметически запечатанные мотки стерильных бинтов и еще какие-то пакеты из вощеной бумаги, имевшие сугубо медицинский вид. Женщина, приехавшая на "пежо", то появляясь в поле зрения Глеба, то снова исчезая, складывала в ящик все новые медикаменты и, кажется, даже кое-какой инструмент – Глеб пришел к такому выводу, услышав глухое металлическое бряцание, которое издал один из марлевых свертков, когда его положили в коробку.
"Эвакуация, – понял Глеб. – Дорогой доктор учуял запах жареного и решил, пока не поздно, прибраться в доме. Если б мог, он бы, наверное, и операционную со второго этажа вывез. Только куда он ее повезет? И почему, интересно, у него этих операционных две? Которая из них настоящая – та, в которой хранится весь инструментарий, больше похожая на разделочную мясного павильона, или верхняя, оборудованная по последнему слову техники, но выглядящая нежилой?"
В это время у него под ногой предательски хрустнула цементная крошка. Звук был совсем тихий, но женщина в операционной замерла и насторожилась. У нее было длинное худое лицо с бледными и тонкими, почти незаметными губами и бесцветными водянистыми глазами под тонкими дугами выщипанных в ниточку бровей. Сейчас эти глаза неотрывно смотрели на дверь, за которой прятался Глеб, а рука, выпустив похожую на обрывок пулеметной ленты упаковку одноразовых шприцев, скользнула в глубокий карман пальто. Жест был очень характерный, но Глеб не придал ему особого значения: ну что там у нее может быть в кармане, у этой тетки? Перцовый баллончик или электрошокер, а то и вовсе мобильный телефон, почти наверняка бесполезный в этом склепе...
Он был так в этом уверен, что очень удивился, когда женщина вынула руку из кармана. В руке у нее был пистолет – старый, когда-то, видимо, крепко пострадавший от ржавчины, но старательно вычищенный "парабеллум" самого зловещего вида. Это было неожиданно, но еще более неожиданным Глебу показалось поведение почтенной дамы. Вместо того, чтобы дрожащим от испуга голосом крикнуть: "Кто здесь? Предупреждаю, у меня пистолет!" – или что-нибудь в этом же роде, тетка умело и привычно оттянула затвор, хищно сгорбилась и скользящим шагом двинулась к двери, держа палец на спусковом крючке.
Пистолет, эта хищная походка крадущейся пантеры и в особенности спокойная, холодная сосредоточенность, которую выражало ее лицо, пребывали в разительном несоответствии со старомодными сапогами, нелепым пальто и дурацкой, похожей на цветочный горшок шляпкой. Дамочка оказалась с большим сюрпризом; Глеб решил, что смотреть ему здесь больше не на что, и тихонько попятился назад. Под его ногой опять что-то хрустнуло, и Слепой понял, что дело дрянь, за долю секунды до того, как древний "парабеллум" оглушительно ахнул.
Пуля пробила навылет хлипкое дверное полотно и с отвратительным визгом полоснула по стене, наполнив воздух едкой известковой пылью. "Чокнутая", – подумал Глеб, выскакивая на лестницу. По дороге он зацепился за прислоненный к стене у двери старый, облезлый веник, разбросав скромно прятавшуюся под ним горку мусора. Какой-то грязный листок бумаги, поддетый носком его ботинка, вспорхнул в воздух, как живой, пару раз лениво кувыркнулся, скользнул по штанине Глебовых брюк и улегся на подъеме ступни. Глеб с лязгом захлопнул железную дверь, задвинул засов и услышал, как в стальную пластину с той стороны с колокольным звоном ударила еще одна пуля. Железо вспучилось похожим на прыщ бугорком, но дальше этого дело, слава богу, не пошло.
Глеб немного постоял, привалившись плечом к кирпичной стене и переводя дыхание. Чертова тетка с той стороны барабанила в дверь кулаками, каблуками и, кажется, даже рукояткой пистолета. "Выпусти меня отсюда, подонок! – глухо доносилось оттуда. – Выпусти сейчас же!"
– Ага, – негромко сказал Глеб. – Чтоб ты мне голову прострелила. Слуга покорный!
Он опустил глаза и увидел бумажку, которую невольно прихватил с собой из подвала. Когда-то бумажка была сложена вчетверо, и теперь она накрыла его ботинок линией сгиба кверху, как миниатюрная туристская палатка. На ней не было ничего кроме серого отпечатка чьей-то подошвы. Глебу стало интересно, что там, с другой стороны, он наклонился, поднял бумажку и посмотрел.
– Это я удачно зашел, – сказал он запертой двери, продолжавшей гудеть и содрогаться от бешеных ударов изнутри.