ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  88  

Выслушав его, Дружинин легкомысленно махнул рукой и снова наполнил рюмки. Рука его при этом чуть дрогнула, и немного драгоценного коньяка пролилось на клеенку, который был накрыт стол.

– Насчет да Винчи – это чепуха, очередная сплетня, – уверенно сказал он. – Пациентка твоя просто начиталась этого, как его... Дэна Брауна, вот! Не читал? "Код да Винчи" называется. Забористая штука, хотя и барахло. Вот ее и повело... Она, конечно, сумасшедшая, только уж больно круто ты с ней обошелся. Как бы она на вас с Сафроновым в суд не подала, такой дамочке это ничего не стоит. Ведь сумасшествие-то у нее специфическое – с жиру человек бесится, вот и весь ее диагноз.

– Ничего, – мрачно пробормотал Мансуров, – вот пускай Сафронов ей мозговую липосакцию сделает, он по этой части бо-о-ольшой специалист! А в суд она не подаст. Я всю нашу беседу на диктофон записал – и все эти бредни насчет да Винчи, и то, как она мне себя предлагала, и ее признание в том, что она сумасшедшая...

– Ну, она ведь наверняка выражалась фигурально, – заметил Дружинин.

– А мне плевать! В следующий раз будет думать, где, когда и с кем фигурально выражаться.

– Крут ты, однако, – сказал Владимир Яковлевич. Его хорошее настроение куда-то пропало, теперь он выглядел едва ли не более хмурым и озабоченным, чем хозяин. – А я думаю: что за гам у нас в коридоре? Как будто не частная хирургическая клиника, а вот именно муниципальная психушка, отделение для буйных...

– Извини, Володя, – сказал Мансуров. – Клиентов она нам, конечно, распугала... Особенно клиенток. Но ты представь себя на моем месте. До сих пор не понимаю, как я сдержался, не спустил ее с лестницы собственными руками!

– Руки, Марат, надо беречь, – рассеянно сказал Дружинин, явно что-то такое обдумывая. – Особенно такие руки, как твои... Руки в нашем деле – самое главное. Давай-ка мы за них выпьем!

– А насчет клиенток не беспокойся, – продолжал он, когда они выпили за руки Марата Хаджибековича. – Если уж эти дуры твердо вознамерились потратиться на себя, любимых, их с этого пути ядерным взрывом не свернешь, а не то что небольшим скандалом. Нет, это же надо такое сочинить – да Винчи у них, видите ли, выкрали!

– Очень может быть, что и выкрали, – хмуро заявил Мансуров и поведал Дружинину историю, рассказанную его жене свояченицей Лидией.

– Ай-яй-яй, ты смотри, что делается! – воскликнул Дружинин, дослушав до конца.

Тон у него был тот самый, каким и произносятся обычно подобные бессмысленные восклицания, а вот выражение его лица Марата Хаджибековича, признаться, удивило: простоватая, обычно добродушная физиономия Володи Дружинина вдруг осунулась, удлинилась, как-то затвердела, словно друг Володя преодолевал сильную физическую боль или из последних сил давил в себе какую-то крайне неприятную эмоцию. Марат Хаджибекович и не подозревал, что Дружинина так сильно волнуют судьбы большого искусства. Правильно говорят: век живи – век учись... Что мы знаем о ближнем? Только то, что он сам считает нужным о себе рассказать, плюс ворох сомнительной информации, почерпнутой из сплетен.

Впрочем, это странное выражение лица, напоминавшее посмертную маску какого-то великого злодея, почти мгновенно пропало, и Марат Хаджибекович вновь увидел перед собой знакомое лицо своего старинного приятеля и коллеги Владимира Дружинина – располагающее, простодушное, будто специально созданное для того, чтобы охмурять богатых пациенток и поочередно подставлять то левую, то правую щеку под восторженные поцелуи млеющих от близости к светилу пластической хирургии медсестер. Владимир Яковлевич взял бутылку и наполнил рюмки. Когда он наливал себе, горлышко бутылки выбило о край рюмки предательскую дробь, и Дружинин немного виновато улыбнулся Марату Хаджибековичу, как будто эта улыбка могла объяснить его странное поведение.

– А знаешь, старик, – сказал он, – если твоя свояченица – своя твояченица, понял? – не врет, то ты прав: дела действительно поганые, жди вызова в прокуратуру, а может, и нового обыска. Как ни крути, а эти подонки почти месяц обитали у тебя на даче. С чего вдруг? Сам посуди: люди готовят серьезное дело, должны, по идее, учитывать любую случайность, просчитывать все на двадцать ходов вперед, но при этом почему-то селятся на первой попавшейся даче... Это же огромный риск! Мало того, что хозяева могут нагрянуть в любую минуту; существуют ведь еще соседи, участковый, наконец... Вот представь: сидят они на твоей даче, и вдруг – здравствуйте, пожалуйста! – участковый! Вы, говорит, чего тут делаете? По какому такому праву занимаете чужое помещение? Ну, они ему натурально: так, мол, и так, приятель ключи дал, вот мы тут и оттягиваемся чисто мужской компанией... А как приятеля зовут? А хрен его знает! Смекаешь, Маратик, к чему я клоню?

  88