В такой ситуации отдашь все на свете, лишь бы от тебя наконец отстали…
Жуковицкий сердито пососал безвкусную, чересчур легкую сигарету и снова полез в сейф, где у него была припрятана заветная бутылочка коньяка. На полдороге он спохватился, встал из-за стола, снял с рогатой вешалки свою широкополую шляпу и аккуратно закрыл ею любопытный глаз следящей видеокамеры. Безопасность безопасностью, но новому охраннику вовсе незачем любоваться тем, как Лев Григорьевич Жуковицкий, пожилой, уважаемый человек, хлещет в рабочее время коньяк прямо у себя в кабинете.
Выпив рюмочку, он решил, что прежде всего ему следует переговорить с Ремизовым. А вдруг этот разговор развеет все его подозрения, как сигаретный дымок?
Вряд ли, конечно, но все-таки… Все-таки будет чертовски приятно задать этому скользкому типу прямой, в лоб, вопрос и посмотреть, как он станет выкручиваться. Пускай и он понервничает, в конце-то концов! А потом, в зависимости от того, что скажет Ремизов, решить, обращаться со своими недоумениями в милицию или не стоит.
Тут его осенило, что вся эта мрачная чепуха может касаться его гораздо ближе, чем он предполагал. Ведь если допустить, что Байрачный умер не случайно, что Ремизов убил его ради иконы, то и жизнь Льва Григорьевича в таком случае все это время находилась в опасности! Уж если Ремизов помешался на этой иконе настолько, что убил из-за нее человека, то он не успокоится, пока не доведет дело до конца. В противном случае убийство Байрачного автоматически становится бессмысленным…
Он поспешно хлопнул вторую рюмку, налил еще одну и снова схватился за телефонную трубку. Домашний номер Ремизова не отвечал, там тянулись заунывные длинные гудки. Лев Григорьевич позвонил Ремизову на мобильный, но и тут не добился успеха: бодрый женский голос на фоне бравурной музыки сообщил ему, что абонент заблокирован. Уже ни на что не надеясь, Жуковицкий позвонил в магазин Ремизова. Здесь трубку сняли – барахолка продолжала функционировать и приносить своему владельцу доход, – но лучше бы не снимали: нагловатая девица на том конце провода заявила, что Виктора Павловича на работе нет и, когда он появится, никто не знает, потому что Виктор Павлович, оказывается, как уехал в субботу куда-то за город, так до сих пор и не появлялся.
Впрочем, немного поразмыслив, Лев Григорьевич пришел к выводу, что отсутствие Ремизова в городе разом снимает множество тревожных вопросов: тот, кто готовит убийство, не уезжает пьянствовать на чью-то дачу, рискуя окончательно упустить и без того уже наполовину потерянную добычу. Конечно, будь Витенька Ремизов серьезным человеком, его отъезд насторожил бы Льва Григорьевича. Серьезный человек никогда не пачкает рук, предпочитая пользоваться услугами специалистов. А пока специалисты делают свое дело, серьезный человек находится, как правило, за несколько сот" километров от того места, где все это происходит, обеспечивая себе алиби…
«Вот и славно, – подумал Лев Григорьевич, с удовольствием смакуя третью подряд рюмку дорогого французского коньяка. – Вот и хорошо. Значит, Ремизова можно смело сбросить со счетов. Значит, все-таки совпадение… Вернется он со своей гулянки, созвонимся, и обязательно выяснится, что насчет меня ему сказал Байрачный – сам сказал, без принуждения. Завтра или послезавтра приедут представители церкви, и я упрошу их забрать икону от греха подальше – пусть выясняют, та это икона или не та, у себя, за толстыми стенами и прочными решетками. А до завтра можно и потерпеть, тем более что Ремизова в городе нет. Ах, как это славно, что его нет в городе!»
Где-то в глубине души Лев Григорьевич все-таки сомневался, что это так уж славно, но он не позволил сомнениям снова завладеть своим сознанием, закурил еще одну сигарету и по новой наполнил рюмку. Рюмка у него была малюсенькая, граммов на двадцать, что позволяло Жуковицкому долго наслаждаться процессом и при этом не терять ясности ума. Он поднес очередную рюмку ко рту, и тут постучали в дверь.
Он быстро спрятал бутылку и рюмку под стол, придал лицу деловитое выражение, прикрылся развернутым каталогом и крикнул: «Войдите!» Дверь открылась, и Марина Витальевна, просунув в щель свою золотоволосую голову, спросила, можно ли ей идти на обед.. , Лев Григорьевич бросил взгляд на стенные часы и удивленно поднял брови: было уже две минуты третьего. "Вот те на, – подумал он. – Полдня как не бывало!
Однако…"