77 
– Заходил вчера к твоему хозяину на работу, – продолжал он, глотнув пива и попыхивая сигаретой, – пообщался с его начальником. Ну и рожа, скажу я тебе! Чистый упырь – лысый, как авиабомба, бритый, горелый, на макушке шрам, а глаза, как две скорострельные пушки, – так, блин, и целятся, так и выбирают, куда бы тебе засадить длинной очередью. Дракула! Фантомас! Одно слово – краповый берет. По контузии, небось, списали, а теперь он, значит, тут, на гражданке, делами вертит. Интересно, какой баран ему разрешение на ствол выдал? Он же только и ждет случая кого-нибудь пристрелить. Это же прямо на его морде горелой написано, да такими буквами, что слепой в темноте разглядит. Он бы и меня грохнул, если бы было за что. Он бы меня и просто так, ни за что грохнул, да я повода не дал. Я, брат, дипломатичный… Вот бы тебя на него натравить! А еще лучше – папашу твоего покойного, земля ему пухом. Знаешь, какой был солдат – твой папаша? 0-го-го! Ишаки эти бородатые, ичкеры, за его ушастую голову большие деньги сулили, да хрен что им обломилось, не на таковского напали.
Шайтан повернул голову и посмотрел на него долгим взглядом, в котором Юрию почудилась укоризна.
– И не надо на меня так смотреть, – сказал Юрий. – Я не пьяный. Это ж пиво, от него вонь одна, а толку никакого. Это я так, время коротаю, не обращай внимания. Елки-палки, пес! Ты хоть понимаешь, что это полная бредятина? Я, человек, гомо, блин, сапиенс, перед тобой, чертом хвостатым, оправдываюсь, как перед начальником политотдела!
Пес вдруг перестал обращать на него внимание, поставил уши топориком и стал напряженно вслушиваться во что-то, слышное ему одному.
– Ну, что мы там учуяли? – поинтересовался Юрий и сделал экономный глоток из горлышка, закусив его не менее экономной затяжкой. – Кто там, Шайтан? Чужой?
При слове «чужой» пес угрожающе зарычал, не сводя глаз с поворота аллеи. Поворот был обсажен какими-то кустами – черными, голыми, но все равно непрозрачными ввиду своей чрезвычайной густоты, – и Юрий не видел приближающегося человека. Однако в том, что кто-то приближается, сомневаться не приходилось – вряд ли Шайтан вел себя подобным образом просто так, от нечего делать.
– Однако, – удивленно произнес Юрий. – Ты что же, взял меня под охрану? Под опеку и покровительство, так сказать? Черт! Неожиданно, не скрою, но – польщен, польщен… А ну-ка… Чужой, Шайтан! Чужой!
Шайтан вскочил, натянув поводок, весь напрягся, поставил дыбом шерсть на загривке и трижды глухо пролаял, по-прежнему адресуясь к пустому и безлюдному повороту аллеи.
– Ай, молодец, хорошая собака! – похвалил его Юрий. – Выходит, я за тобой как за каменной стеной Но ты расслабься, приятель, это не кровожадный монстр пришел по наши души. Я, пожалуй, даже знаю, кто это. Он нормальный парень, просто ты пока с ним незнаком. Да я же тебе про него говорил – Димка Светлов, у которого жена золотая. Ну, или колбасная, это уж кому что нравится А сам он, чтоб ты знал, главный редактор, уважаемый человек, так что кусать его не надо. Понял?
Из-за поворота наконец показался Светлов в своем укороченном пальто, с плоским матерчатым портфелем в руке и, как всегда, с непокрытой головой. Шайтан залаял, но Юрий осадил его, сказав, что это свой, и пес ему поверил, хотя, похоже, не до конца: лаять-то он перестал и даже сел, но при этом все равно не спускал с приближающегося журналиста настороженных и не слишком ласковых глаз.
– Полундра! – дурачась, закричал Юрий и сделал глоток из бутылки. – По правому борту, дистанция три кабельтовых, плавник! Китовая акула! Отставить – китовая! Акула пера!
Светлов подошел и остановился на почтительной расстоянии, опасливо поглядывая на Шайтана. Юрий заметил, что господин главный редактор прикрывает коленки портфелем, очевидно не отдавая себе в этом отчета, и фыркнул.
– Свой, Шайтан, – сказал он. – Свой, свой, расслабься.
– Не знал, что ты завел собаку, – подходя и пожимая Юрию руку, сказал Светлов– Да еще с такой странной кличкой.
– Это собака Бондарева, – сказал Филатов, и господин главный редактор понимающе кивнул. – Кстати, Дима, у меня к тебе просьба. Если со мной что-то.., ну, ты понимаешь… Так вот, если что, забери его к себе. Пес воспитанный, дома не гадит, папашу его я знавал – мировой был вояка, свой парень, и сынок в него пошел. Только невеселый он, но тут уж ничего не поделаешь, само пройдет.
Лида не будет против?
Светлов крякнул.
– А ты сам у нее спроси, – посоветовал он. – Знаешь, куда она тебя пошлет? Ого! Она такие слова знает, что ты даже не поверишь, если я тебе скажу. Против собак она никогда ничего не имела, а вот люди, которые с утра пораньше наливаются пивом по самые брови и говорят ерунду, вызывают ее справедливое, я бы даже сказал праведное, возмущение.
77 
