Впрочем, пакостный старикашка, кажется, никого не цитировал, а просто выражался в свойственной ему манере.
Как умел, так и выражался, в общем.
– Ладно, – с легким удивлением сказал папа Май. – Хозяин – барин. Не хочешь торговаться, и не надо. Мы люди не бедные и старость, как положено, уважаем. Думаю, в цене сойдемся. – Он вынул из кармана бумажник и взял его наизготовку, как пистолет. – Сколько?
– Десять тысяч, – не задумываясь, выпалил старый хрыч.
– Это ты, дед, загнул, – сказал Майков. – Но черт с тобой. Раз я обещал, что не буду торговаться, значит, не буду. Пацаны, у кого-нибудь десять штук рублями есть? Я эта деревянные с собой не таскаю, – пояснил он, обращаясь к старику. – Места занимают много, а толку от них, считай, никакого.
– Не трудитесь, – проскрипел старик. Выражением лица и в особенности своими очками он неприятно напоминал папе Маю покойного Лукьянова. – Боюсь, вы меня не правильно поняли. Вернее, это я недостаточно ясно выразился.
Простите великодушно! Я имел в виду доллары. Десять тысяч долларов.
Простатит фыркнул, как самый настоящий бегемот. Рыба произнес свое коронное «Ой, ё!» и постучал указательным пальцем по лбу, а кто-то из стоявших поодаль с лопатами наготове быков от неожиданности довольно громко выругался матом.
– Я бы попросил не выражаться при моей дочери, – с вызовом проскрипел старикан.
Папа Май закрыл глаза, борясь с приступом бешеного раздражения. Он смертельно устал от всех этих ботаников, от садоводов этих чертовых, каждый из которых на поверку оказывался настоящим стопроцентным законченным психом. Десять тысяч баксов! Ну-ну. Сейчас. Спешу, блин, и падаю.
– Знаешь, отец, – осторожно, чтобы не сорваться в крик, сказал он, не открывая глаз, – по-моему, ты удобрений нанюхался. Это же просто дерево.
– Просто! – ядовито передразнил его старикан. – Просто дерево! Я вижу, у вас, молодой человек, вообще все просто. Просто дерево вы можете совершенно бесплатно выкопать на любом пустыре, и это действительно будет совсем просто. Но вы же не пошли на пустырь, а обратились ко мне, и я вам скажу почему. Просто вы – даже вы! – знаете, что на свете далеко не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Просто… Просто только кошки родятся, юноша. А вы попробуйте вырастить дерево. Вот попробуйте, просто ради интереса… Да вы, я вижу, уже попробовали, – тут проклятый очкарик ткнул указательным пальцем свободной руки в сторону гаража, где под стеной были неопрятной кучей свалены выкорчеванные накануне саженцы морозоустойчивой черешни – сухие, стопроцентно и безнадежно мертвые. – Деревья растить, за деревьями ухаживать – это, молодой человек, целая наука, и одного туго набитого кошелька тут мало. Тут голова нужна. И еще сердце…
– Слышишь, ты, Мичурин, – сдерживаясь, сказал Майков, – ты завязывай мне лекции читать. Если ты такой умный, то почему не богатый? Да и насчет твоего ума, отец, есть определенные сомнения. Тут такое дело, папаша: неделю назад кто-то из ботанического сада яблоню упер. Вот в точности как эта, которую ты мне тут пытаешься за десять косарей впарить, как последнему лоху. Растил он ее!.. Кто ее растил, тот давно в земле лежит, понял? А ты, старый козел, краденым торгуешь, как последняя маруха, да еще и объявления в рамочке публикуешь: вот он я, берите меня, граждане менты! Вот, положим, заплачу я тебе десять косых, а назавтра тебя менты повяжут. Ты их, ясное дело, ко мне пошлешь, и что тогда?.. Тогда что, я тебя спрашиваю?!
– Какая наглость! – заверещал старикан. – Да как вы смеете?! Кто дал вам право обвинять меня в воровстве? Кто вам позволил судить о людях по себе?!
Он еще что-то кричал – что-то такое, за что при иных обстоятельствах его полагалось бы вбить в землю по самые очки, – но папа Май уже перестал обращать на него внимание.
Он смотрел на старикову дочку – во-первых, это было приятнее, а во-вторых, она, в отличие от своего скандального папаши, гораздо хуже владела собой, и на ее лице папа Май без труда читал некие письмена, ясно говорившие о том, что его догадка насчет происхождения яблони была верна. Из этого следовало, по крайней мере, два совершенно очевидных вывода: во-первых, дерево было именно то, которое требовалось папе Маю, а во-вторых, за него можно было не платить. Совсем не платить. Совершенно. Что он сделает, этот старый гриб? В ментовку ему дорога заказана, поскольку дерево краденое, а на диверсии в духе покойного агронома он просто неспособен – возраст не тот, здоровье не позволяет…