Семь часов три минуты
Балашов поднял голову и увидел, что к нему стремительно приближается белый «мерседес». Он разогнулся и махнул рукой. Заскрипели тормоза, и машина, гася скорость, стала прижиматься к асфальту, как напуганная собака.
Не съезжая с проезжей части, «мерседес» замер рядом с черной «Волгой». Цинклер крикнул:
— Кладите их прямо на… декке… на криша, в багажник!..
— А вы разве не выйдете?
— Быстро, черт вас забирай! Быстро, шнель!..
Балашов попытался забросить на крышный багажник сразу две канистры, но не смог — тяжело. Пришлось одну поставить обратно на асфальт.
— Доннерветтер! — красные щеки Цинклера тряслись.
— Еще один канистр наверх, еще один, еще…
— Деньги!
Цинклер протянул в окно сверток.
— Здесь все? Никакой ошибки нет?
— Идите к черту! Я вам будут написать…
«Мерседес» рванулся и, с визгом набирая скорость, исчез за поворотом.
…Толмачев судорожно открывал защелку камеры — кончилась пленка…
Семь часов шесть минут
— Вега, Вега! Я Альфа. Только что прошел «мерседес». На крышном багажнике — четыре канистры. Полагаю, что детали в них. Балашов, по-видимому, на месте. Можете его брать. Я следую дальше за «мерседесом». Прием.
— Вас понял. Отбой…
Семь часов восемь минут
Балашов смотрел еще мгновение вслед «мерседесу», прижав к груди сверток. «Ничего, у меня скоро такой же красавец будет», — подумал он. Потом положил сверток в машину и стал опускать домкрат. Рядом остановилась «Волга». «Ох, уж эти мне помощники, бог вам смерти не дает!» — и зло сказал подходящим к нему парням:
— Не надо, мне ничего, не надо! Езжайте себе своей дорогой!
Приходько усмехнулся:
— А наша дорога как раз к вам и ведет. Вы арестованы, гражданин Балашов…
Семь часов пятьдесят пять минут
Джага посмотрел на небо и подумал: «Сегодня, слава богу, хоть не так жарко будет! Выдрыхнусь за всю эту ночь проклятущую». Он вошел в свой подъезд, и почему-то от темноты и запаха псины на лестнице его охватила тревога. Он шел заплетающимся шагом по ступенькам, тяжело вздыхал и негромко матерился. Повернул ключ в замке, открыл дверь, и сердце сбилось с ритма, застучало, больно заерзало в груди.
— Гражданин Мосин?
— Д-да, то есть н-нет…
— Вы арестованы…
Восемь часов ровно
— Прямо после обыска везите его сюда, — сказал Шадрин и положил трубку на рычаг.
Подошел к окну, легко и радостно засмеялся, разогнав морщины по углам лица.
— Вот и кончился самый длинный день…
ЧАСТЬ IV
Поединки
Каков удельный вес бензина?
— Заполните декларацию, — таможенник протянул Цинклеру бланк.
Офицер в зеленой фуражке внимательно читал его паспорт. Лицо пограничника было спокойно, вежливо, непроницаемо.
«С нами бог! Все будет в порядке. Это способ, проверенный на самых жестких западных таможнях…»
Достал «паркер», написал в декларации фамилию, имя. Ручку заело. Он посмотрел на свет золотое перо, резко стряхнул его. Ручка не писала. Он взглянул снова на свет и увидел, как перед окном таможни остановилась зеленая «Волга». «Где-то я ее видел», — подумал Цинклер и сразу же забыл о ней. Стряхнул еще раз ручку, аккуратно вывел во всех графах подряд — оружие, валюта, драгоценности — «не имею». Затейливо, с росчерком и завитушками, расписался. Таможенник о чем-то разговаривал с двумя мужчинами. Цинклер нетерпеливо постучал перстнем в полированную доску барьера:
— Я есть готов. Прошу выполнять формальность.
— Пожалуйста. Покажите мне содержимое вашего чемодана.
Цинклер одновременно щелкнул замками чемодана.
— Можете все видеть.
— Освободите чемодан от вещей.
Пограничник подошел ближе. Двое, приехавшие на зеленой «Волге», сидели в углу за журнальным столиком, негромко переговаривались и смеялись. Цинклер сшил сухую прорезь рта в одну нитку, рывком перевернул чемодан на досмотровой стол. Таможенный контролер бегло осмотрел его вещи, взял чемодан в руки. Пальцы прошлись по швам обивки, замерли в углах. Потом ослабли, чемодан аккуратно лег на стол. Таможенник сдвинул фуражку на затылок, мгновение подумал и достал из кармана небольшую отвертку. Дно чемодана было закреплено восемью фигурными кнопками. Таможенник подсунул под шляпку отвертку — и первая легко выскочила.