Последние отзывы

  137  

Арника ни разу не повысила голоса, ни разу не обиделась на меня, хотя поводы для этого были. Иногда мое терпение отказывало, и я говорил дерзости, даже грубости, в надежде увидеть в ее взгляде боль или хотя бы растерянность, но зеленоватые глаза оставались спокойными, а лицо невозмутимым. Я не мог назвать ее прекрасной даже в самых тайных мыслях. Прекрасное — это изнутри, какое-то душевное озарение, сердечное сияние, а моя Арника была красива, но бездушна.

Временами меня убивала ее холодность. Казалось, вот-вот ясный взгляд засияет нежным теплом, в улыбке появятся подлинные чувства, но нет. Напрасно я надеялся на чудо. Отточенные грани холодного ума кололи больнее булавок.

Мой внимательный брат заметил наконец, что со мной творится что-то неладное.

— Зар, мне не нравится, что происходит с тобой в последнее время. Ты сам не свой. В чем дело?

— В Арнике.

— О нет! Неужели до сих пор?! Только не говори, что ты всерьез увлекся цветоводством.

— Лис!

Иногда этот мальчишка всерьез оправдывает свое прозвище маленького хищника.

— Ладно, не сердись. Я знал одного типа, страстного любителя орхидей. Он буквально с ума по ним сходил, а ведь они не умеют ни говорить, ни улыбаться, и у них нет таких потрясающих ног, как у твоей Арники.

— Знаешь, меня, кажется, и привлекает именно эта ее неприступность.

— Вот что я с кажу тебе, братец: тебя избаловали. Ты всегда получал все и сразу, но стоило первый раз в жизни нарваться на недоступность, как ты тут же растаял. Это глупо!

— Постой, Лис, она что, не нравится тебе?

— Да, не нравится. Я ей не доверяю. И я всегда опасаюсь того, чего не понимаю. Ты тоже не будешь есть первый попавшийся незнакомый плод только потому, что он красивый, ведь он может оказаться ядовитым.

— Арника — не ядовитый плод.

— Это еще неизвестно.

Наверное, в каждом из нас есть что-то от Пигмалиона. Стремление создавать и переделывать по образцу собственных желаний. Это льстит самолюбию и удовлетворяет гордость художника, скрытого глубоко в душе.

Положить все силы на создание идеала и в процессе преображения влюбиться в объект собственного творения. Не видеть в упоении своей мнимой силой, что идеал далеко не идеален и что любишь вовсе не его, а новые черты, возникающие по мановению твоей волшебной палочки. И не замечаешь, как меняешься сам…

— Арника, я принес тебе подарок.

— Подарок?

В красивом взгляде каменная ясность хризолита, лицо спокойно и неподвижно. Оно по-прежнему не кажется мне холодной маской, наверное, из-за глаз, в которых непрерывно струится и переливается что-то необъяснимое.

Она рассматривала маленький куст роз в горшке, который я принес ей, почему-то не решившись дарить срезанные цветы.

— Твоя маленькая копия.

Арника осторожно прикоснулась к тонким лепесткам, погладила зеленые листочки.

— Спасибо.

— Тебе не нравится?

— Нравится.

Она поставила цветок на стол и равнодушно отвернулась от него. Значит, не то, опять не то. Что же я могу придумать еще?

— Арника, ты любишь музыку?..

Если задумалась, значит, не слышала действительно хорошей. Сейчас проведем эксперимент.

Со своим обычным вниманием она смотрела, как я нажимаю кнопку, регулирую громкость.

— Садись сюда и слушай.

Она присела на диван, а я устроился на полу у ее ног. С недавних пор это положение стало доставлять мне огромное удовольствие. Казалось, что, когда она смотрит на меня вот так, сверху, чуть прикрыв глаза пушистыми ресницами, в ее взгляде появляется нечто, отдаленно напоминающее нежность.

Может быть, я обманывал себя, но все чаще мне стали видеться в ее лице намеки на сдержанные эмоции. Или мне так хотелось их видеть, что ямочка в уголке губ представлялась улыбкой, легкий трепет ресниц — волнением, долгий взгляд — интересом?

Прохладная ладонь тронула меня за плечо, и я оглянулся, чтобы дать объяснения:

— Как тебе?

— Не неприятно.

— Хочешь, потанцуем?

— Потанцуем?

— Да. Вставай. Я научу тебя.

Я поднялся и потянул ее за собой.

— Все очень просто. Подойди ближе. Одну руку мне на плечо. Вот так. Другую сюда…

Я полуобнял ее.

— Теперь слушай ритм. И слушайся меня, следуй за мной. Она оказалась очень способной ученицей. Природная гибкость и пластичность возмещали недостаток опыта.

— Молодец, очень хорошо. Ты прекрасно двигаешься.

  137