Вместо этого он протянул руку и, взяв со стола пистолет, заткнул его за пояс шорт, которые успел натянуть, прежде чем покинуть спальню.
— Интересно, почему ты вдруг решила вернуть мне оружие?
— Я думала, оно может понадобиться тебе для самозащиты.
— Очень мило с твоей стороны. — Опершись на костыль, он свободной рукой выдвинул стул из-за кухонного стола и ткнул в него пальцем. — Сядь, посиди немного.
— Джон, если бы ты только согласился меня выслушать…
— Садись!
Не спуская с него Глаз, она устало опустилась на стул.
— Ты все вспомнил?
— Абсолютно, — сказал он. — Всю свою жизнь до амнезии, и все, что произошло после. Я — Джон Макграт, второе имя Лилэнд, по девичьей фамилии моей матери. Родился 23 мая 1952 года, в Райли, Северная Каролина. Там же пошел в школу, которую успешно окончил восемнадцати лет от роду. В 1979 году защитил диссертацию по психологии.
— Психологии? Ты психолог?
Он неожиданно принялся развивать эту тему.
— Диссертация была посвящена так называемому синдрому «затянувшегося стресса». Именно мои исследования в этой области, проведенные в клинике Бетезде, вызвали пристальное внимание со стороны ФБР. Особенно доставал специальный агент Пепердайн, ему-то и удалось уговорить меня вступить в специальную группу, занимавшуюся спасением заложников. Мы довольно часто работали бок о бок. Два года назад я уволился из ФБР и стал работать в службе сопровождения особо важных преступников и свидетелей. — Затем последовала значительная пауза, после чего Джон продолжил: — Меня похитили 12 июля 1994 года. Увезли против моей воли. Но Вы ведь знакомы с этой датой, не так ли?
— Джон, я все объясню.
— Не сомневаюсь, конечно, объясните. Но прежде следует заняться Кевином.
Мальчик весь извертелся на руках Кендал и казалось вот-вот заплачет. Джон вовсе не хотел прерывать разговор, но еще меньше он желал причинить хоть какие-нибудь неудобства ребенку.
— Он мокрый. Мне нужно сменить подгузники. Она встала и попыталась скользнуть мимо, но Джон поймал ее за руку.
— Попытка неплохая, но я начеку. Придется переодевать ребенка прямо здесь.
— Это что же, на кухонном столе?
— Вряд ли он откусит от него хоть кусочек, так что давайте, приступайте.
Она развернула на столе одеяльце Кевина и убрала мокрую пеленку.
— Сухие пеленки в автомобиле.
— Пойдите и принесите.
— Вы что, и в самом деле боитесь, что я убегу?
— Нет, без Кевина вы никуда не денетесь. Он останется здесь, со мной. Идите, да побыстрее. Или вы пойдете за пеленками, или Кевин останется без оных. Не думаю, что это так уж скажется на ребенке, а на мне и подавно.
На сей раз она с силой хлопнула дверью, выходя к машине во двор.
Джон насторожился с той самой минуты, когда Кендал вылезла из постели. Он не сомневался, что она попытается осуществить вторую часть своего плана, и кто его знает, что включает в себя эта самая вторая часть.
Поэтому он нисколько не удивился, когда Кендал стала, так сказать, собирать вещички. Удивило его другое — невыразимая боль, ощущение невосполнимой утраты от осознания того, что она и в самом деле решила бежать. Он, конечно, пришел в бешенство, но, кроме того, чувствовал себя оскорбленным.
Естественно, ни к чему в работу привносить что-то сугубо личное, из области взаимоотношений. Ситуация требовала обдуманных, профессиональный действий, лишенных всяких дополнительных эмоций. А в этом смысле за Джоном числились кое-какие грешки, как, например, несанкционированное изменение маршрута и занятия любовью с подследственной. Причем в последний раз, не далее как два часа назад.
Вернулась Кендал с пакетом сухих пеленок и поспешно перепеленала Кевина. Снова взяв его на руки, села на свое место.
— Итак, скажите мне, офицер Макграт, когда меня посадят в тюрьму на хлеб и воду?
— Не стоит ерничать, Кендал. Все это не так уж смешно, как ты пытаешься сейчас представить. Если бы ты не украла наручники, я бы приковал тебя к стулу. Должно быть, ты стащила их заодно с пистолетом.
— Нельзя же было везти тебя в госпиталь с пистолетом под мышкой?
— Пожалуй, что и нет. Это вызвало бы целый шквал вопросов, ответить на которые ты была бы не в состоянии. Поэтому ты несколько упростила себе жизнь.
— Я старалась.
— Интересно, когда тебе пришло на ум сказать, что я твой муж? В карете скорой помощи?
— Ничего подобного. Поначалу я и представить себе не могла, что скажу в госпитале. Когда же врач задал мне вопрос, кто ты такой, будто сам собой пришел ответ. Это очень естественно. На руках у меня крошечный малыш, мы путешествовали вместе. Возраст — и твой и мой тоже позволял сделать подобное предположение. — Она посмотрела на него и пожала плечами, словно ложь, произнесенная в той ситуации, имела столь очевидные преимущества, о которых и спорить-то не стоило.