39 
Они долго ждали реакции Ельцина, делая все возможное, чтобы дестабилизировать положение в стране по всем параметрам, раздувая анархию и безвластие. Руцкой лично летал в Тирасполь, где сорвал все усилия правительства по мирному урегулированию конфликта, доказывая сбитым с толку лидерам Приднестровской республики, что для них единственным выходом остается война.
Те, считая, что Руцкой передает мнение правительства, а, возможно, и самого президента (ведь Руцкой — вице-президент), в самый решительный момент ожесточенных боев обнаруживают себя брошенными на произвол судьбы. Командующий 14-й армией генерал Лебедь, как бы ему и ни хотелось, не бросает свои танки на Кишинев, как обещал Руцкой, оказывая приднестровцам фактически только моральную поддержку и даже задерживая оружие, которое заговорщики шлют самопровозглашенной республике.
Руцкой, угрожая подвергнуть Тбилиси бомбардировке с воздуха, раздувает конфликт на Северном Кавказе, где, в отличие от Приднестровья, не удается сдержать поток хлынувшего туда оружия, растекающегося через Абхазию по всему региону, охватывая пламенем войны и Кавказ, и Закавказье. На фоне этой войны совершенно беспомощными выглядят усилия президента погасить огонь, поднося воду в стаканах. Но шланг надежно перекрыт заговорщиками.
Готовясь к своему дню, заговорщики организовали даже нечто вроде политической партии, во главе которой в качестве «вице-председателя» находился Руцкой, а за его спиной маячили молчаливые лица Вольского, Владиславлева и Лепицкого — зловещих фигур, выдвинутых на поверхность тектоническими усилиями десятков тысяч бывших освобожденных парторгов секретных заводов и институтов, их, так называемых, партхозактивов, сомкнувшихся с разгромленными структурами некогда всесильных политорганов армии, флота и КГБ.
На эту зловещую организацию был нацеплен ярлык партии «Гражданский союз», без зазрения совести объявившей себя «центристской». И все решили считать ее умеренно «центристской». Никто не возражал, как никто не возражал, когда Хасбулатов объявил себя главой «представительной власти».
Партия Руцкого-Вольского опиралась не только на мощь самого крупного в мире военно-промышленного комплекса, повисшего на стране, как гиря на ногах утопленника, но и на огромные деньги КПСС, которые товарищ Вольский совсем недавно, будучи начальником одного из ведущих отделов ЦК (промышленного), переводил за рубеж через созданное им совместно с полковником КГБ Веселовским совместное предприятие с фирмой «Сиабеко».
Кстати говоря, именно Вольский и познакомил Руцкого с Борисом Бирштейном, не думая, что закладывает под своего «камикадзе» мину замедленного действия.
Как и полагалось, вельможи из бывшего ЦК КПСС не желали рисковать, выдвинув на передний край Руцкого, молчаливо режиссируя его действия в ожидании случая, когда удастся провести эту перспективную пешку в ферзи. А не удастся, так это тоже не беда — всего лишь потеря пешки. Плох тот гроссмейстер, который не рискует пешками, сохраняя в безопасности главные фигуры.
Мартовское разочарование, когда не удалось подвести под импичмент Ельцина, главным образом, благодаря трусости «народных депутатов», смертельно напуганных видом президента и трех силовых министров, митингующих перед огромной толпой на Васильевском спуске и слухами о стягивании к Кремлю спецназа, а потому разбежавшихся по кабинкам для тайного голосования, чтобы, Боже сохрани, никто никогда не узнал сделанного ими выбора, не отрезвило Руцкого.
А должно было, ибо стало ясно, что аналитики заговорщиков, мягко говоря, неправильно оценили положение в стране и раскладку политических сил, а главное — желание народа, несмотря на все просчеты и ляпы правительства, вернуться обратно в коммунистический барак только потому, что там два раза в день выдавали пайку с баландой, правда, не всем.
Последовавший за тем апрельский референдум, подтвердивший не только полномочия президента, но и его курс на реформы, и косвенно показавший Верховному Совету, что его дни сочтены, был для заговорщиков взрывом бомбы на благотворительном балу.
И товарищ Вольский со своим имиджем умного и усталого сановника, и важный, как петух перед соитием, фюрер российских коммунистов, товарищ Зюганов, и порожденный его партией не в меру эмоциональный господин Жириновский — все, пользуясь небывалой никогда на Руси свободой слова, уверяли, что референдум — это конец не только самого Ельцина, но и всего режима. «На что они рассчитывают? — задавались вопросом заговорщики и их подпевалы справа и слева. — Их проигрыш очевиден и предрешен, как говаривал Ленин, неумолимым ходом истории».
39 
