44 
А ничем другим, как известно, бывший комитет заниматься да не то, чтобы не умел, а просто и не любил.
«Он через два месяца будет президентом?» — широко улыбнулся Ельцин, прочитав сводку, принесенную генералом Котенковым, недавно вернувшимся из Кувейта, где, если верить его собственным словам, пробыл двое суток на сорокоградусной жаре в шерстяном костюме, спасая Якубовского от цепких когтей Виктора Баранникова и Валентина Степанкова, чьи подчиненные провели уже обыск в кабинете Полторанина и подбирались к Шумейко.
Президент вытянул руку, сжатую в кулак, посмотрел исподлобья на бывшего генерала КГБ, возглавлявшего ныне его личное правовое управление, и, как всегда медленно произнося слова, сказал: «Через два месяца он у меня будет…» Тут президент запнулся и продолжил: «…в говне по уши».
«Я и так уже по уши в говне», — огрызнулся Руцкой, когда доброжелатели не преминули в тот же день передать ему слова, сказанные президентом.
Вице-президент был зол, поскольку только что вернулся из прокуратуры, где давал показания по наветам комиссии Калмыкова-Макарова по поводу его долларовых счетов в Швейцарском банке.
«Он у меня сам попадет в говно, — пообещал генерал, — когда я ему устрою всеобщую забастовку шахтеров и металлургов». С этой целью вице-президент собирался лететь в Воркуту.
Подобное пламенное сотрудничество президента и вице-президента явно просилось в книгу Гиннеса, как очередное русское чудо.
Ехидные пропрезидентские газеты печатали на первых страницах портреты Бирштейна и Руцкого с подписью «Президент и вице-президент». Борис Бирштейн являлся президентом международной жульнической компании «Сиабеко», владельцем которой являлась покойная КПСС.
Между тем, Ельцин сделал следующий шаг и неожиданно выгнал с должности министра безопасности Виктора Баранникова, туманно обвинив его в «неэтичном поведении». Можно было подумать, что министр не совсем удачно выполнил поворот «кругом», покидая кабинет Ельцина, и огрызнулся на сделанное замечание.
Ходили разные слухи, что проворовалась жена министра, летавшая в Швейцарию на деньги Бирштейна и попалась на какой-то спекуляции двадцатидолларовыми сумочками, что на Баранникова «подвесили» гибель 25 русских пограничников, вырезанных исламистами на афганско-таджикской границе, что на него «крутой» компромат дал Якубовский — чуть ли не о связях с международным наркобизнесом и тому подобное.
Сам Баранников, ссылаясь на предынфарктное состояние, никак свою отставку не комментировал, храня мрачное молчание. А в глазах его светилась дикая тоска.
А выгнал президент Баранникова по очень простой причине. Он спросил министра безопасности впрямую, что ему известно о государственном перевороте, который готовят вице-президент и спикер?
Естественно, Баранников ничего сказать об этом не мог, поскольку ничего не знал. А не знал он этого потому, что интриганы с Лубянки ему ничего не докладывали, ссылаясь, как обычно, на запрещение заниматься политическим сыском, тем более за особами столь высокого ранга, что даже в былые времена расцвета политического сыска не поощрялось, а, напротив, было категорически запрещено.
Но тем не менее, через голову Баранникова, на стол президента легли бумага, где все последние действия Руцкого и Хасбулатова расценивались как подготовка к государственному перевороту.
У президента, как у всякого правителя России, желающего дожить до блаженного восьмидесятилетнего возраста, было несколько собственных служб, дублирующих Лубянку. И не только дублирующих, но и внимательно за ней наблюдающих.
Одна такая служба называлась «Правовым управлением» при администрации президента и возглавлялась генералом Котенковым, другая — нечто вроде «летучих отрядов безопасности» возглавлялась генералом Степашиным, занимающим пост председателя комитета Верховного Совета по обороне и безопасности.
Было еще несколько подобных служб, тихо существовавших под вывесками разных аналитических и исследовательских центров. Именно эти службы и начали в свое время отстрел «гвардейцев Хасбулатова» по подворотням, когда спикеру неожиданно пришло в голову, что он — кардинал Ришелье. Ришелье был умнее.
В сводке, которую получил президент, обстановка суммировалась следующим образом:
«После проведения апрельского референдума, в провале которого Хасбулатов был почему-то твердо уверен, он был явно растерян и подавлен, явно пугаясь перспективы созыва очередного съезда народных депутатов, который откровенно собирался вновь поставить вопрос о снятии спикера с занимаемой должности в связи с, мягко говоря, служебным несоответствием.
44 
