92 
До сих пор Донна Ди не вмешивалась в разговор.
— Нехорошо поливать грязью мертвого. Мне наплевать, был ли Ламар голубым, он все равно человек. Он был нашим другом. Мне его очень жаль.
Нил огрызнулся:
— Тебе, Хатч, надо поговорить со своей старухой. Немного вправить ей мозги. Педика жалеет! Может, ей тоже стоит поехать в Сан-Франциско, как Ламару?
— Знаете, — продолжал он, — я уже тогда должен был кое-что заподозрить. Сначала он уехал из дома, в котором мы вместе жили, затем он мне все уши прожужжал о том, как поедет в Калифорнию после колледжа. Ну какой нормальный человек захочет жить среди всех этих гомиков, если сам не такой? Мне бы раньше догадаться, что он голубой.
Донна Ди раскрыла рот, желая что-то сказать, однако Хатч взглядом остановил ее и спросил:
— У нас там не осталось еще немного соуса?
С недовольным видом она резко поднялась и пошла на кухню. У нее часто бывало плохое настроение. Последнее время она терзала мужа, требуя переехать в дом побольше. Они купили этот дом после возвращения с Гавайев, где Хатч проходил службу. Он был не намного лучше, чем прежний, на базе, но ничего другого они не могли себе позволить.
Кроме того, Донна Ди использовала этот дом — кроме еще целого ряда вещей — как предлог для оправдания дурного расположения духа. Хатч не обращал внимания на то, как она гремела посудой на кухне и хлопала дверцами шкафчиков, и еще раз наполнил бокал своему гостю.
Нил еще никак не мог отойти от темы недавней смерти Ламара.
— Как называется эта болезнь, от которой он помер?
— СПИД, — произнесла Донна Ди, входя в комнату с подносом, на котором была миска с соусом и жареный картофель.
— Мой папаша говорит, что ею болеют только голубые. Это из-за того, что они имеют друг друга в задницу. Ничего себе!
Хатч занялся едой. Его некогда упругие мускулы футболиста стали дряблыми и съехали к животу, однако аппетит остался прежним.
— В газете писали, что он умер от пневмонии, — сказал он с полным ртом.
— Это Майраджейн хочет, чтобы все так думали, — сказал Нил. — Она даже не захотела хоронить его в фамильном склепе Коуэнов, которым так гордится. Его кремировали там, в Калифорнии. Кучка пепла была, наверное, — вот такой, — сказал он, показав от уровня стола сантиметров пять. — Говорили, что перед смертью Ламар весил килограммов сорок.
Он засмеялся.
— О боже, ты можешь себе представить эти похороны? Это просто цирк — гомики сидят вокруг и причитают: «Ой, я несчастный, что же я буду делать без моего любимого Ламарчика», — пропел Нил тонким голоском.
Донна Ди вскочила со стула.
— Ты всегда был и останешься подонком, Нил Патчетт. Прошу прощения. — Она вышла из комнаты. Через секунду они услышали, как хлопнула дверь спальни.
Нил надул щеки.
— С твоей старухой не соскучишься, Хатч.
Хатч посмотрел ей вслед.
— Последнее время мне приходилось много работать сверхурочно, и ей не нравится сидеть по вечерам в одиночестве.
Единственное место, которое Хатч смог найти после своего увольнения из флота, был завод по переработке сои. Донне Ди очень не нравилось, что он работает на Патчеттов, хотя ему не хотелось, чтобы Нил знал об этом. Вопрос о возвращении в колледж даже не поднимался. Если бы у него нашлись деньги, у него не было желания.
Донна Ди работала в регистратуре у гинеколога. Одним из плюсов было то, что она могла бесплатно лечиться или консультироваться. Они были женаты уже десять лет, однако не имели детей. Она боролась со своим бесплодием с фанатизмом, изумлявшим Хатча.
Не раз за эти годы он пытался поговорить с ней об этом.
— Ты не понимаешь! — кричала она на него. — Если у нас нет ребенка, значит, нет причины нам быть вместе. — Хатч не видел в этом логики, но не возражал, поскольку в результате все споры оканчивались для него поражением. Он считал, что здесь какие-то женские гормональные проблемы, которых мужчины понять не могут. У его собственной матери было что-то в этом роде, потому что в свое время она хотела иметь еще детей.
Примерно раз в неделю Донна Ди приходила домой с работы со статьей о новых методах лечения бесплодия. Каждый такой радикальный метод оплодотворения неизменно был причиной того, что ему приходилось проходить через какую-нибудь унизительную и неприятную процедуру.
То они совокуплялись до тех пор, пока у него не начинали болеть яйца, то ему приходилось извергать свою сперму в пластиковый пакетик, то она целыми днями ходила с термометром во рту, и когда наступало нужное время, говорила: «Теперь пора». Тогда ему надо было приступать к работе независимо от того, было ли это среди ночи или в разгар воскресного дня. Однажды она перехватила его, когда он сидел в туалете, и, стуча в дверь, прокричала: «Можешь штаны не надевать. Теперь пора». Такое поведение казалось ему не очень романтичным.
92 
