Все закончилось тем, что шубу выиграла женщина, около которой вертелась целая куча маленьких ребятишек. Пятеро ее детей бегали вокруг нее и радостно визжали, в то время как ее муж с усталым лицом и натруженными руками все похлопывал жену по плечу, радуясь необыкновенной удаче. Шей помогла женщине примерить шубу, а потом отошла в сторону, чтобы не мешать членам семьи в полной мере насладиться прекрасной вещью.
К концу вечера Шей чувствовала себя уставшей, но довольной. Они стояли в дальнем углу зала, пока уборщик мыл пол, а потом помогли ему расставить стулья, так как завтра утром здесь должно проходить занятие воскресной школы для детей из малоимущих семей. Затем они пошли к машине. Ян шел сзади и массировал ее плечи, чтобы хоть немного снять усталость.
— Спасибо, что помогла мне, — сказал он, открывая дверцу машины и целуя ее в ухо.
Это был странный поцелуй. Так обычно целуют своих жен добропорядочные мужья. Эта мысль была настолько неожиданной, что Шей чуть не свалилась под колеса машины. Но она справилась с собой и, пока они ехали по темным улочкам города, мило улыбалась ему.
— Я очень рада, что шуба досталась этой бедной женщине, — сказала Шей, когда они подъехали к гостинице.
— Надеюсь, это была честная игра? — спросил Ян, подозрительно посмотрев на нее. Ведь именно Шей вытащила счастливый билет из большого ящика.
— Я никогда не скажу тебе, — ответила она мелодичным голосом и устало положила голову на высокую спинку сиденья.
Ян, заглушив двигатель машины, положил руку на спинку сиденья и повернулся к ней:
— Хочешь я провожу тебя до входной двери и поцелую тебя на прощание?
— В губы?
Он пристально посмотрел на нее из-под густых бровей:
— Да, если этот поцелуй будет более убедительным для тебя, чем масса ненужных слов.
— Попробуй.
Он улыбнулся, взял ее за руки и притянул к себе:
— Иди ко мне.
Его губы были горячими, как раскаленные угли. Ей очень нравился этот пылкий жар, и она с готовностью подставила ему губы для поцелуя. Ян расстегнул ее пальто и стал нежно поглаживать ее грудь. Другой рукой он пытался расстегнуть бретельку ее бюстгальтера, но безуспешно.
Шей обхватила обеими руками его голову, погрузив пальцы в жесткие волосы. Затем она провела рукой по его шее и легонько коснулась его щеки кончиками пальцев. Через секунду ее рука скользнула вниз, расстегнула пуговицы на рубашке и коснулась плотной пелены волос, покрывавших его грудь, его живот, его…
— Ян, — слабым голосом простонала Шей и отодвинулась от него.
— Что? — спросил он, слегка вздрогнув, и убрал руку с ее груди.
— Ничего, ничего, — пробормотала она, а затем наклонила голову и поцеловала его грудь. Его волосы были мягкими и курчавыми, а кожа теплой. Она продолжала целовать его, слегка увлажняя его кожу своими губами и чувствуя необыкновенное возбуждение, — Милая Шей, пожалуйста… — Его пальцы погрузились в ее волосы.
— Ян, Ян, — шептала Шей, не понимая, что он хочет сказать, и осыпая его грудь страстными поцелуями. — Я хорошо помню, какой ты. Вот в этом месте… — Она сделала паузу, а затем решительно просунула руку в его брюки.
— О-о-о, Шей! — На этот раз он издал не стон, а крик. Крик, вырвавшийся из его груди, был криком безудержной страсти и неистребимого желания плоти. Он схватил ее дерзкую руку и поднес к губам, беспрестанно целуя ее. — Я тоже хорошо помню, какая ты, Шей. — Его затуманенные страстью глаза остановились на ее груди, а затем скользнули вниз к бедрам. — Я помню всю тебя до мельчайших подробностей.
Он еще раз поцеловал ее руку с какой-то дикой ненасытностью. После этого с решительностью сексуально истощенного человека он открыл дверцу машины, и они вышли.
Их последний поцелуй у входа в гостиницу был коротким, целомудренным и совершенно неудовлетворительным.
Когда Ян приехал за ней на следующее утро, он чуть не рассмеялся, увидев ее: такой она выглядела чопорной и старомодно одетой. На ней было шерстяное платье строгого покроя, с белым воротничком типа Питера Пена и рядом красных пуговиц на корсаже.
Церковь Яна показалась Шей просто великолепной. Она была построена в традиционном стиле с коринфскими колоннами перед большой двойной дверью. Крышу украшал изящный шпиль с белым крестом на вершине. Устремленный вверх, к небесам, крест выглядел ажурным на фоне осеннего неба. Но атмосфера в церкви была вполне земной, о чем свидетельствовали слова человека, стоявшего за кафедрой.