В этот миг Мансуру хотелось отрубить своему командиру руку или размозжить его череп о камни! Он не понимал себя. Что-то произошло в его душе, нарушилось какое-то невидимое равновесие, и сила внезапно вспыхнувших чувств возобладала не только над разумом, но и над той казавшейся незыблемой верой, какая внушалась ему с раннего детства. Молодой янычар впервые подумал о войне как о непоправимом несчастье, как о страшном горе – для тех, по чьим землям волею судьбы пролегают ее кровавые тропы.
– Наверное, она ничего не знает, – услышал Мансур свой собственный голос. – Должно быть, убежала в горы одна и просто хотела вернуться в аул.
– Она убила нашего воина и заслуживает серьезного наказания, – сурово изрек Джахангир-ага.
– Отдайте ее нам, господин, – произнес стоявший рядом Бекир.
– Вам? Нет. После насилия она потеряет цену, – задумчиво произнес командир, разглядывая девушку. – Я отправлю ее в Стамбул. Такая красавица, если суметь привести ее к покорности, сделает честь гарему самого султана, да будут благословенны дни его жизни!
Мансур до боли сжал челюсти. Он понял замысел своего командира. Джахангир-ага содержал в столице собственный гарем, по большей части состоявший из захваченных на войне пленниц.
– Я отошлю ее в Стамбул вместе с тяжелоранеными воинами и ценными вещами. – Командир сообщил своим подчиненным то, что пожелал нужным сообщить. – Возвращаемся в лагерь. Скоро стемнеет. Продолжим поиски завтра.
Девушку привели в аул и заперли под охраной. Джахангир-ага вновь попытался выведать у пленницы, где скрываются непокорные горцы, но она не проронила ни единого слова.
Больше Мансур не видел черкешенку. Ему удалось узнать, что ее отправили в Стамбул вместе с частью обоза.
Вскоре, османы покинули аул и двинулись дальше, на север. Кинжал, данный Мадине Айтеком, остался у Мансура. Случалось, молодой воин вынимал его и разглядывал костяную рукоятку и тонкое лезвие. Мансур знал, что никогда не встретит эту девушку, а потому не сумеет загладить свою вину, и все-таки часто думал… нет, не о том, правильно ли он с ней поступил, а о том, мог ли поступить иначе.
Иногда черкешенка, имени которой ему так и не довелось узнать, приходила к нему во сне. Мансур гладил ее густые волосы, ласкал юное тело и говорил слова, какие едва ли был способен произнести в реальности, и какие девушка все равно не смогла бы понять, поскольку не знала их языка. Молодой янычар еще не понял, что полюбил, полюбил впервые в жизни той роковой любовью, которая способна возвысить и унизить, подарить неземное наслаждение и ввергнуть в пучину горестей и утраты последних надежд.
Айтек очнулся на пустынном берегу и сразу понял, что жив. Он тяжело дышал, раны болели, его пробирал озноб. Высоко над головой виднелась полоска синего неба, кое-где заслоняемая мрачными глыбами гор.
Над ним склонилось тонкое, нежное девичье лицо.
– Мадина! – Прошептал юноша.
– Мама, он очнулся!
Асият проворно вскочила на ноги и бросилась к реке. Сложила ладони ковшиком, зачерпнула холодной воды и напоила Айтека. Подошла Хафиза и присела рядом. Нужно как можно скорее доставить юношу к людям, домой, в тепло, ибо он находился между жизнью и смертью. Однако они с Асият не знали, покинули ли османы аул, и не ведали о судьбе своих близких. Женщины убежали в горы и блуждали там, питаясь ягодами, кореньями и диким медом, пока однажды не увидели лежащего на отмели человека. На свой страх и риск спустились вниз и узнали Айтека. Хафиза промыла и перевязала его раны, приложила к ним пучки целебных трав и укрыла молодого человека своим кафтаном.
– Где Мадина? – Из последних сил прошептал он. Женщина покачала головой.
– Мы не знаем.
Услышав ее ответ, Айтек вновь потерял сознание.
Потом он очнулся в другом месте, под крышей сакли, в постели с разноцветными войлоками и пестрыми шерстяными подушками. На деревянном потолке были вырезаны изречения из Корана. Повернув голову, юноша увидел украшенное красивой резьбой окно, а в нем – кусок голубого неба, пересеченный качавшимися на ветру ветвями деревьев.
Над ним вновь склонилось девичье лицо, и на этот раз Айтек не позволил себе обмануться.
– Асият! Где Мадина?
От волнения девушка затаила дыхание и не сразу смогла заговорить.
– Мы не знаем, Айтек. Она исчезла. Последний раз ее видели в ауле перед уходом османов. Говорят, она выглядела очень измученной, быть может, ее пытали! Турецкие воины заперли Мадину, а потом увели неведомо куда!