26 
Джек подскочил как ужаленный. Ветер, задувающий под дверь, расшвырял угольки из очага во все стороны. Джек бросился сгребать их обратно. Крыша заскрипела, здоровенный кусок кровли вырвало с корнем и унесло прочь. Четыре-пять воронов, что укрывались там, провалились в комнату и кинулись искать убежища в постели Барда. Издалека послышался жуткий перестук копыт — он звучал всё ближе и ближе, аж небо зазвенело эхом.
Вот оно, небо: раскинулось над зияющим провалом в крыше, холодное, черное и заполненное бездушно перемигивающимися звездами там, где еще недавно стлался спасительный туман. Надо что-то делать, но что?! Джек не знал. Грохот копыт оглушал, выбивал из головы всё что можно, кроме одной-единственной мысли: бежать! Мальчик шагнул назад и ненароком наступил на тлеющий уголек. От боли в сознании прояснилось, и Джек понял, что происходит.
Это Мара. Она возвратилась — возвратилась под покровом тьмы. Она обнаружила слабое место Барда и вернулась уничтожить своего врага. Джек нащупал на шее охранную руну. Какая невероятно теплая — да что там, горячая! Руна вливала в него свой жар, точно полуденное солнце.
Бард издал долгий, исполненный ужаса вопль. Что за жуткий звук — словно кролик бьется в когтях у ястреба. Старик лихорадочно метался на своем ложе, вороны намертво вцепились в покрывало из овчины.
— А ну кыш! Вы же его пугаете! — закричал мальчик, но вороны лишь защелкали клювами да еще крепче впились когтями в шерсть.
Теперь гром грохотал чуть ли не над головой Самые страшные зимние бури — и то не шли с ним ни в какое сравнение. Даже штормовые валы, что бьются о скалы, уступали ему в ярости. Джек в жизни не слыхивал подобного грохота; на мальчика просто-таки оцепенение нашло. Вжавшись в постель, он как завороженный глядел на дыру в крыше — не в силах ни шевельнуться, ни вздохнуть, под стать воронам.
Внезапно с небесных высот снизошла фигура — такая громадная, такая жуткая, что Джек пронзительно вскрикнул, а вороны испуганно закаркали. То был конь, облаченный в ледяные покровы, — сосульки отламывались и с сухим треском рассыпались по каменному полу. Конь тускло-серый, со спутанной, смахивающей на паутину гривой, а уж. ног-то сколько! Джек их даже считать не стал; он и без того видел, что ног больше, гораздо больше чем полагается.
Верхом на коне восседал всадник, еще более темный, чем небо — его непроглядная чернота словно впитывала, выпивала свет звезд. Шипастые ноги всадника жестоко стискивали конское брюхо, так, что выступала кровь — белая, сочащаяся жидкость, больше всего похожая на гной. Тут конь завизжал, и Джек рухнул на пол — без чувств, без сознания, будто всё сгинуло — осталось лишь пульсирующее тепло талисмана над самым сердцем..
* * *
Очнулся Джек в темноте. Огонь погас. Сквозь дыру в крыше мерцали звезды — и, слава небесам, никакой тебе Мары. Воздух был холоден и недвижен, словно и не сотрясала древнюю римскую усадьбу неистовая буря.
Джек на ощупь добрался до низкой постели. Бард дышал ровно и, похоже, крепко спал. Сердце Джека просто-таки перекувырнулось от радости и облегчения. Он нашарил покрывало из овчины, задев при этом одного из воронов; птица пребольно клюнула его в палец.
— А ну, пошел прочь! — заорал мальчик, в сердцах замахнувшись на ворона Из темноты раздалось недовольное ворчание. — Никто тебя сюда не звал, между прочим. Джек прикинул, не вымести ли наглых тварей метлой, но потом решил, что компания ему явно не помешает — даже если это всего лишь склочные вороны. Насмотревшись на то, что ехало верхом на Маре, — что бы это ни было! — одиночества он просто не выдержит.
«Нельзя об этом думать, нельзя!» — одернул себя мальчик Бард говорил, что размышлять о недобром не след. Лучше вспоминать о хорошем — например, о зеленых деревьях и солнечном свете. Непонятно, что именно прогнало Мару, но во всяком случае она сгинула, и со стариком, вроде бы, ничего плохого не случилось. Завтра они вместе придумают, как победить врага.
Джек пошарил вокруг, отыскал кремень и кресало. Сгреб погасшие угли, вновь растопил очаг. Котелок с супом был холоден как лед. Либо Джек пролежал без сознания дольше, чем ему казалось, либо всадник верхом на Маре выпил из котла всё тепло.
«Нельзя об этом думать. Ни в коем случае нельзя», — напомнил себе Джек. Он зажег столько свечей с фитилем из сердцевины ситника, сколько сумел отыскать. Дом разом преобразился. Даже вороны взбодрились: все как один соскочили с кровати и подобрались поближе к очагу. И прицельно уставились на котелок.
26 
