— Мы невидимы для волшебного поиска, Синеглазый, — пояснила мне колдунья. — А они будут искать, когда поймут, что в карете нас нет. Это случится в самое ближайшее время.
Её предсказание сбылось. С грохотом по небу пронёсся отряд всадников на лихих конях. Они двигались на юг, в противоположную от улетевшего экипажа сторону. Затем пролетели крылатые.
У меня начали затекать ноги, но Гертруда не спешила снимать заклятие, и я терпеливо ждал. Ещё один отряд, меньше прежнего, пролетел на север. Двое ангжисов на широком ковре сделали над нашей поляной круг, улетели и тут же вернулись. Ковёр коснулся земли, и один из козлоногих осторожно двинулся вперёд, держа в руках трезубец.
Я много слышал об этом племени иных существ. Они умны, хитры, ловки и помимо прочего — отличные воины. Затаив дыхание, я смотрел, как ангжис обходит поляну, переговариваясь со своим приятелем на грубом, гортанном языке. Он прошёл мимо нас, так никого и не увидев, но я не расслаблялся, потому что уже знал, мимо чего он пройти не сможет.
Так и случилось. Увидев на земле следы от колёс и лошадиных подков, ангжис резко выпрямился, что-то крикнув напарнику, и Гертруда, не мешкая, нанесла удар, швырнув в следопыта что-то невидимое, но действенное.
Он растёкся в воздухе кровавой кляксой, забрызгав останками всю поляну. Его товарищ вжался в ковёр, который стремительно рванул в небо. Гера выскочила из-за деревьев, крича громко и пронзительно.
Весь доступный свет втянулся в её раскрытые ладони, погрузив лес в непроглядный мрак, а затем огненным ураганом вырвался вверх, окутав и ковёр и всадника пламенным коконом. Летательное средство, разом потеряв управление, накренилось, врезалось в деревья и бесформенной горящей паклей упало на землю, хороня под собой обгоревший труп.
— И как тебя земля носит после такого колдовства, ведьма? — сказал Проповедник, глядя на оторванную голову первого козлоногого, лежавшую у него под ногами.
Гера, вновь ставшая видимой, зарычала и обернулась ко мне:
— Держи свою бесполезную собачку на поводке, Людвиг. Ещё одно тявканье с её стороны, и я за себя не отвечаю!
Я подошёл к Проповеднику и шепнул ему:
— Для своего же блага — перестань с ней цапаться. Может, ты не помнишь, но если её порядком разозлить, она теряет над собой контроль. Устрой небольшое перемирие. Это лучшее, что ты можешь сделать в данной ситуации.
Он, кажется, внял. Посмотрел на сердитую колдунью и наигранно-дружелюбным тоном сказал:
— Ладно, мир. Будем словно брат и сестра.
Он замурлыкал молитву святому Лаврентию, изменив мотивчик на какую-то любовную балладу, тем самым притворившись, что и думать забыл обо всех разногласиях.
— Их найдут, — сказал я Гере.
Она смотрела на догорающее пламя.
— Не исключено. Мы где-то на границе Кайзервальда, и до обжитых земель отсюда меньше дня пути. Так что, если поторопиться, к вечеру можем выйти из леса.
— Мы уже почти сутки на ногах. Нужен отдых, иначе волшебство станет тебе менее послушно.
— Ты прав, Синеглазый. Нам придётся остановиться и поспать, но не сейчас. Ближе к рассвету, когда уйдём как можно дальше. Какое-то время я смогу заметать следы, но это лишь задержит их, полностью обойти погоню — не получится.
— Не хочу никого раздражать, но не могли бы вы посмотреть на это? — раздался напряжённый голос Проповедника.
Тыква, которую я на краткое время оставил под деревьями, величаво плыла по воздуху в нашу сторону. Она светилась изнутри ярко-оранжевым, выставляя на обозрение свою зубастую рожу, и была уже не материальной, а более похожей на душу или…
— Одушевлённый предмет, — прошептала Гертруда и после некоторого колебания решила не вынимать кинжал.
Я сделал шаг навстречу этой штуке, осторожно протянул руку. Тыква послушно остановилась, давая себя рассмотреть.
— Одушевлённый, вне всякого сомнения, — согласился я с колдуньей. — И очень знакомый. Всё то же наполнение, что и у Пугала, но в минимальном количестве. Тыква гораздо слабее.
— Ты уже ей и имя дал? — фыркнул Проповедник, с подозрением глядя на скалящийся в его сторону предмет. — Впрочем, с логикой не поспоришь. Тыква она и есть тыква.
— Мне кажется, твоё Пугало перелило маленькую толику себя в новый сосуд. — Гертруда быстро обрела пошатнувшееся спокойствие. — Разве одушевлённые на такое способны?
— Выходит, способны. Во всяком случае, та сущность, что живёт в деревенском страшиле, — точно. Эй, погасни. Ты привлекаешь к себе внимание с воздуха.