Особенно,... 
202 
– Вот так-то и живем, девочки, – сказал, подмигнув им.
И затворил двери. На улице его окликнул из саней губернатор:
– Капитан! Вы слышали?
– Слыхал. Едем…
Алябьев прислал от себя саперного офицера. Все товары в лавке Исштейна, сброшенные взрывом с полок, были перемешаны, стены забрызганы кровью. Клочья человеческих тел стали собирать на лист бумаги…
Сапер показал сплющенный зеленый стаканчик:
– Вот запал, а детонатором была серная кислота, и снаряд должен был взорваться при малейшем наклоне ведра в сторону…
Мясо и конфеты, печенье и свертки цветастых ситцев устилали пол, посреди магазина зияла черная дыра, и оттуда выползал едкий дым – что-то еще догорало. Мышецкий заметил какой-то предмет, похожий на окурок сигары. Поднял. Это был человеческий палец с заскорузлым мужицким ногтем, какие бывают у людей, копавшихся в земле. На сгибе фаланги пальца, смятое взрывом, сверкнуло обручальное колечко. Сергей Яковлевич бросил палец на лист бумаги, куда собирали все, что осталось от людей.
И дежурный городовой, стоя рядом, шмыгнул носом.
– Ивана Божко палец, – сказал. – Он недавно, как с войны вернулся, так женился на молодухе… Хорошо жили, ваше сиятельство!
Мышецкий, запахнув пальто, побрел к дверям, его нагнал Дремлюга, кричал в спину.
– Князь, князь! Постойте… два слова всего!
Сергей Яковлевич остановился, не обернувшись:
– Что вам еще, капитан?
Стоя за спиной губернатора, жандарм сказал в затылок:
– Позвольте арестовать Борисяка?
– Но вы же знаете, капитан, лучше меня, что большевики отвергают террор и все, с ним связанное… Это не его рук дело!
– Его не его… а… Не возражаете, князь?
– Делайте что хотите, мне уже все надоело…
Дремлюга воспрянул. Оставив магазин Исштейна, резво кинулся в свое отделение, быстро сбросил мундир, надел пиджачную пару с жилеткой, скрипел ботинками.
– Еланкитов, Трещенко, Персидский, сюда по милую душу. (Предстали всей троицей.) В статской одежде, – командовал капитан, – никого лишнего… одни мы! Только револьверы! Начинается…
Быстро темнело над Петуховкой. Ввалились гурьбой, выставив револьверы, в дом Казимира, напугали до смерти Глашу, полуодетую.
– Где спит Борисяк, Савва Кириллович, год рождения?..
– Пройдите, – сказала Глаша. – Но его у нас нет.
Прошли: действительно, Борисяка в комнатах не было.
– А где муж, господин Хоржевский?
– Он вчера еще увел состав на Тургай, сама жду…
Самый тщательный обыск ничего не дал: Казимир не верил в «свободы», даренные манифестом, и прятал что надо, как и раньше – еще до манифеста.
Дремлюга долго скоблил пальцами жирный затылок.
– Так-так, – сказал Глаше, начиная хитрить. – Видишь ты, дело-то какое… Сам губернатор велел нам взять Борисяка, а ты его прячешь куда-то… Нехорошо!
– Не прячу я, – заплакала Глаша. – Пожил у нас и переехал…
Дремлюга мигнул своим:
– Черт! Может, он ниже этажом переехал? А?..
Дремлюга был прав: Борисяк уже переехал этажом ниже.
Прямо в подполье. Теперь его найти было трудно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Казимир наклонил бутылку с пивом, посмотрел в окно: виднелись стальные пути, забитые эшелонами, тургайский вокзал шумел и плясал в гармошечных визгах.
– Ненавижу гармошку! – сказал Казимир.
– Перельешь пиво… смотри, – подсказал Костя, кочегар.
Казимир поставил бутылку, взялся за стакан черными пальцами.
И вдруг – рраз! – чья-то рука, закинувшись сзади, стиснула ему шею, и шея машиниста, сдавленная мертвой хваткой, ощутила грубое солдатское сукно.
– Ты машинист? – спросили его, не отпуская.
– Ну, я…
– Твой паровоз там?
– Мой.
– Уренское депо?
– Оно самое…
И тогда отпустили. Бледный Костя сидел напротив. Казимир оглянулся: за его спиной высился офицер.
– Допивай свое пиво и пошли, – скомандовал он.
– Сам допивай, – обозлился Казимир. – Никуда не пойдем!
– Ехать надо. Поведешь состав на Уренск…
И пистолет – к виску. Делать нечего.
– Пошли, Костенька… – вздохнул Казимир.
Офицер, прыгая через рельсы, не отставал от них ни на шаг. В эшелон грузился полк: по доскам, намощенным в распахнутые двери вагонов, казаки загоняли лошадей, тащили гаубицы солдаты.
Офицер довел их до паровоза, тер ладонями мерзнувшие уши:
– Разводи пар или что там у вас положено, чтобы ехать! Готовьте машину на Уренск. В будку солдата поставим – примите.
202 
