Но вместо этого она лишь выдавила из себя свистящим шепотом:
— Кто это?.. Кто там?
И услышала знакомый голос:
— Я так и знал, что ты собираешься это сделать. Я тебя обыскался.
— О, черт… Марк! — Мэри-Линетт без сил прислонилась к стене сарая, выронив из рук лопату.
Козы продолжали блеять. У Мэри-Линетт звенело в ушах. Марк зашел в сарай, шаркая ногами.
— Фу… Какая вонь! Что ты здесь делаешь?
— Дурак, — вместо ответа сказала Мэри-Линетт. — Я чуть не вышибла тебе мозги.
— Ты говорила, что забудешь обо всех этих бреднях. Ты меня обманула.
— Марк, ты не… Поговорим позже… Ты ничего здесь не слышал? — Мэри-Линетт пыталась собраться с мыслями.
— Что, например?
Спокойствие Марка заставило Мэри-Линетт почувствовать себя глупо.
Затем голос брата стал более резким:
— Что-то вроде воя?
— Нет. Что-то вроде сопения. — Мэри-Линетт понемногу успокаивалась.
— Ничего я не слышал. Давай лучше пойдем отсюда подобру-поздорову. Что мы скажем, если вдруг выйдет Джейд?
Мэри-Линетт не нашлась что ответить. Марк обитал в совсем другом мире — счастливом сияющем мире, где самым худшим, что могло случиться в эту ночь, была подобная ситуация.
Наконец она сказала:
— Марк, послушай. Я твоя сестра. У меня нет никаких причин лгать тебе, или подшучивать над тобой, или унижать кого-то, кто тебе нравится. Я не хочу делать поспешных выводов… и ничего не выдумываю. Но я говорю тебе совершенно серьезно: с этими девушками что-то нечисто.
Марк открыл было рот, но она неумолимо продолжала:
— Поэтому сейчас ты волен выбрать любой из двух вариантов: либо у меня крыша поехала, либо я говорю правду. Ты действительно считаешь, что я сумасшедшая?
В эту минуту Мэри-Линетт вспомнила прошлое: как они поддерживали друг друга в те ночи, когда болела мама; как она читала ему вслух книжки; как заклеивала пластырем его царапины и оставляла ему побольше печенья на завтрак. И хотя Мэри-Линетт не могла видеть Марка в темноте, она чувствовала, что он тоже вспомнил об этом. Они испытали вместе так много. И они всегда будут вместе.
Наконец Марк спокойно произнес:
— Ты не сумасшедшая.
— Спасибо.
— Но… Джейд не может никому причинить зла. Я просто уверен в этом. И с тех пор, как я ее встретил… — Он на минуту умолк. — Мэри, кажется, теперь я знаю, для чего живу. Она не похожа ни на одну из тех девушек, которых я когда-либо встречал. Она… она такая смелая, и такая забавная, и такая… она одна такая.
«А я-то считала, что все дело в белокурых волосах, — подумала Мэри-Линетт. — Похоже, что дело серьезней».
Она была тронута и удивлена переменой, происшедшей в Марке. Но еще больше напугана. Напугана до полусмерти. Ее капризный, циничный братец нашел наконец, в кого влюбиться… и, возможно, его избранница — достойная наследница Лукреции Борджиа.
— Мэри, может, мы все-таки пойдем домой?
Марка скрывала темнота, но по его голосу Мэри-Линетт поняла, что дело и впрямь серьезней некуда. Ей стало совсем не по себе.
— Марк…
Внезапно она умолкла: снаружи зажегся свет. Они с Марком тут же, столкнувшись головами, выглянули в окно сарая.
— Закрой дверь, — прошипела Мэри-Линетт таким тоном, что Марк тут же закрыл дверь сарая.
— Сиди тихо, — добавила она, схватив его за руку и оттолкнув к соседней стене.
Она осторожно глядела в окно.
Первой через заднюю дверь вышла Ровена, затем Джейд, а потом Кестрель. Кестрель несла лопату.
— О боже…
— Что случилось? — Марк попытался взглянуть в окно. Мэри-Линетт зажала ему рот рукой.
А случилось то, что девушки снова собирались копать в саду.
Сейчас они шли с пустыми руками. Но что же они намереваются делать? Уничтожить улику? Забрать ее в дом и сжечь или расчленить на куски?
Сердце у Мэри-Линетт бешено билось.
Марк бросился к окну и выглянул наружу. Мэри-Линетт услыхала, как он попытался вздохнуть, но у него перехватило дыхание. Может, он хотел найти всему этому какое-то невинное объяснение? Мэри-Линетт сжала его плечо.
Брат и сестра наблюдали, как девушки работают лопатой, сменяя друг друга. И вновь Мэри-Линетт поразилась тому, насколько они сильные. Ведь Джейд выглядела такой хрупкой.
Всякий раз, когда кто-нибудь из сестер окидывал взглядом сад, сердце Мэри-Линетт подпрыгивало в груди.
«Только бы они нас не увидели, только бы не услышали, не поймали!»