Он ждал и вскоре услышал шум в конюшне. Он бегом преодолел расстояние до конюшни, прижался к стене, надеясь слиться с тенью, да и прислониться к чему-нибудь не помешало бы. Голова кружилась, он запыхался, а спина болела так, будто ее проткнули ножом.
Вот что могут сделать с человеком несколько дней в больнице, подумал он. Превращают его в слабака. С серьезным противником ему не справиться. Но у него есть пушка с полной обоймой, так что он по крайней мере будет сопротивляться.
Он потихоньку двигался вдоль стены, пока не подобрался к широким воротам. Там он снова остановился и прислушался. Стояла полная тишина, но она казалась тяжелой, не пустой, он чувствовал чье-то присутствие. Он знал: кто-то там есть. Он чувствовал это нутром.
Кто бы там ни был, он, похоже, прислушивался к Вику с тем же напряжением, с каким Вик прислушивался к нему.
Противостояние продлилось еще минуту. Ни малейшего движения. Ни звука. Даже лошади замерли и неподвижно стояли в стойлах. Казалось, воздух наполнен ожиданием. Вик чувствовал его вес всей кожей.
Едкий пот заливал ему глаза. Катился по ребрам и между лопатками. Попадал в рану и вызывал резкую боль. Руки, держащие пистолет, тоже взмокли от пота и стали скользкими. Он решил, что лучше разом покончить с этим.
– Лозадо! Выходи, если ты мужчина. Или будем продолжать играть в прятки?
После короткого молчания с другой стороны конюшни послышался голос:
– Треджилл?
Это был не Лозадо. Лозадо уже давно научился говорить низко и вкрадчиво. Этот человек говорил в нос, как настоящий техасец.
– Назовите себя.
Человек вышел из-за стойла в проход. Вик сжал руки, держащие пистолет, примерно на уровне головы. Тоби Роббинс поднял руки.
– Ты откуда, ковбой?
Его свободная манера не ввела Вика в заблуждение. Копы умирали, попавшись на такую удочку.
– А какого черта вы лазаете здесь в темноте?
– Ну поскольку при оружии вы, я буду рад ответить, если вы эту штуку направите куда-нибудь еще.
– Не выйдет. Сначала скажите, что вы делаете в конюшне Ренни.
– Кое-что проверяю.
– Могли бы придумать что-нибудь поинтереснее.
– Слышал, что одну из ее лошадей поцарапала рысь. – Кто вам сказал?
– Егерь. Пришел проверить, не надо ли позвать ветеринара.
– Среди ночи?
Тоби Роббинс взглянул на восточный горизонт, где небо уже становилось розовым.
– Так уже почти обеденное время.
Вик посмотрел на ворота. Закрыты и заперты. Рядом никакой машины.
– Как вы сюда добрались?
– Пешком.
На ногах Тоби были кроссовки, а не ковбойские сапоги.
Роббинс постучал по своей груди слева:
– Врач советовал проходить не меньше трех миль ежедневно. Это как раз расстояние до ранчо Ренни и обратно. Я предпочитаю прогуливаться, пока еще не слишком жарко.
Вик неохотно опустил пистолет и сунул его за пояс джинсов.
– Знаете, Роббинс, я должен был бы пристрелить вас за вашу глупость. Почему вы сначала не позвонили? Или хотя бы зажгли свет?
– Выключатель вон в том ящике. Он закрыт. Ренни держит запасной ключ над дверью. Я его как раз искал, когда вас услышал. Не знал, что это вы. Думал, вдруг еще одна рысь.
Вик недоверчиво смотрел на старика. Вряд ли он лжет, просто говорит не всю правду.
– Ренни сказала, что посыпала царапину антисептиком. Считает, что через пару дней заживет. Если бы она полагала, что нужен ветеринар, она бы его вызвала.
– Еще одно мнение никогда не помешает. Роббинс повернулся и скрылся в конюшне. Вик пошел за ним как был, босиком. Пока он держится в проходе, все будет в порядке. В конюшне у Ренни так же чисто, как в операционной.
Роббинс направился прямиком к ящику, провел рукой по верху, нашел ключ. Он открыл дверь, и секунду спустя загорелся верхний свет.
Не обращая внимания на Вика, Тоби вошел в стойло, ласково что-то приговаривая, и обошел кобылу сзади. Он нашел царапину на задней ноге лошади и присел, чтобы получше рассмотреть ее.
Когда он вышел, то обошел Вика, как будто тот был неодушевленным предметом, выключил свет, запер дверь и положил ключ туда, откуда взял.
Вик догнал его:
– Вы пришли сюда не только из-за этой царапины?
Старик остановился и повернулся к нему. Он одарил Вика взглядом, от которого бы краска осыпалась, потом подошел к забору и облокотился об него. Он долго стоял спиной к Вику, разглядывая восход. Наконец он выудил небольшой кисет с табаком и папиросную бумагу из кармана рубашки, на которой вместо пуговиц были пришиты перламутровые застежки.