253 
— Гришку прямо с панели надо сразу запихнуть в нашу машину и отвезти сначала в полицию для составления акта, а только потом уже везти к хирургам… Самое главное — побольше шума!
Вот и полночь миновала. Волшебное трио в составе Хвостова, Белецкого и Комиссарова уселось в служебную машину и дважды на малой скорости проехало Гороховую, вертясь в изгибах Казачьего переулка. Видели загримированных агентов, но в окнах квартиры ОцупаСнарского почему-то не было света.
— Странно, — нахмурился Хвостов.
— Проедем еще раз, — сказал Белецкий шоферу.
— Опять темно, — глянул на окна Комиссаров…
Наездились всласть! Хвостов, замерзнув, велел шоферу развозить всех по домам, но при этом он выговорил своим коллегам:
— Вот вам анекдот! Я — министр внутренних дел, Степан Петрович — мой товарищ, а вы, Михаила Степаныч, — генералмайор корпуса жандармов.
Кажется, не последние людишки в империи, а вынуждены жулиться на морозе, чтобы подловить чалдона, который недостоин даже того, чтобы развязывать нам шнурки на ботинках.
— К чему вы это сказали? — спросил Белецкий.
— А к тому, что кто-то из нас предупредил Гришку. :
— Только не я, — сразу же отперся Комиссаров.
— Про меня тоже не подумаешь, — сказал Хвостов.
— Выходит, на меня шишки падают? — спросил Степан… Агенты с кастетами дрогли на морозе всю ночь, но Гришку не дождались. Стало известно, что деньги, выданные на гульбу из кассы МВД, были в ту же ночь дружно пропиты в отдельном кабинете «Палласа», причем пропивал их сам Распутин, а помогали ему Манасевич и ОцупСнарский (с ними была и ЛермаОрлова).
Белецкий явился к министру с извинениями, вроде бы не понимая, кто их предал, кто завалил операцию — Манасевич или ОцупСнарский.
— Я знаю не их, а вас, — отвечал Хвостов. — В чем вы меня можете подозревать?
— В том, что вы, обязанный по долгу службы охранять Распутина от покушений, действительно уберегли его от покушения. Ваше поведение не всегда бывает достойно звания дворянина.
— А я не дворянин! Я сын бакалейного лавочника.
— Вот вы и устроили мне из министерства лавочку…
Хвостов погодя созвонился с Побирушкой:
— Слушай, князь, ты вхож в дом Гришки, скажи, что он любит больше всего, помимо баб, денег, рубашек и мадеры?
— В кино ходит с дочками и племянницей Нюркой.
— Это ерунда, пускай ходит. А еще что?
— Обожает кошатин… их у него полно. Тут сенатор Мамонтов однажды кошке хвост в дверях прищемил, так Распутин его чуть из Сената не выставил.
Кошки — это его страсть!
— Моя тоже, — отвечал Хвостов, — но за кошек мне трудно зацепиться.
А я знавал по Вологде игумена Мартемьяна, которого сослали в Тюмень, а теперь он крутится в Питере около Гришки.
— Так это его ближайший сибирский друг!
— Ладно, — сказал Хвостов, — будь здоров…
* * *
Штюрмер медленно поднимался все выше, и Хвостов, встревоженный его возвышением, развил не свойственную толстым людям бурную активность. Для начала он вызвал из Вологды, где когда-то вицегубернаторствовал, своего бывшего собутыльника Алексина, полицейского исправника, готового идти за ним в огонь и в воду.
— Вот что! Я поставлю тебя вицегубернатором в Тобольск, а за это ты должен пришлепнуть Распутина… Согласен?
— Это нам раз плюнуть, — согласился Алексин.
Комбинацию убийства Хвостов решил укрепить с другого фланга и вызвал к себе Мартемьяна, который в Вологде выдавал себя за юродивого, а жил с того, что предсказывал купцам пожары и свадьбы. Хвостов заранее перелистал филерские листки за прошлые годы, убедившись, что Мартемьян близкий к Распутину человек, в Тюмени они вместе бражничают и пакостят. При входе игумена в кабинет Хвостов, учитывая фактор психологии, треснул его в ухо.
— Ты знаешь, кто я? — спросил он рухнувшего монаха.
— Откель знать-то, сударь? Я вот игумен, человек божий, и я шибко сумлеваюсь, чтобы меня при встрече бить надо было…
Хвостов напомнил монаху все его былые художества и пройдошества, спокойно добавив, что ссылает его на Сахалин:
— Тачечку покатаешь лет десять — станешь умным. Мартемьян, упав на колени, целовал ноги министра.
— Отпустите меня. Ну, был грех… Рабом стану!
Хвостов выложил на стол тысячу пятьсот рублей и кинжал.
— Возьми себе… аванс. А этим ножиком зарежь мне Гришку на пароходе, когда будете плыть из Тюмени в Покровское.
К удивлению Хвостова, игумен алчно схватил «аванс» и забрал кинжал, причем вполне искренно (!) заверил министра, что и сам давненько подумывал, как бы сгубить Распутина. После этого Хвостов, уже в союзе с Мартемьяном, уговаривал Гришку, что хватит ему чревобесничать, пора навестить монастыри в Сибири, чтобы газеты отметили его молитвенные настроения. Распутин согласился на поездку, в которой его должны прирезать, но поставил условия:
253 
