74 
Полицейские из стражей порядка превратились в наемных гробокопателей. Чтобы подкрепить их боевой дух, Виссарион Фомич пообещал каждому по пяти рублей выдать. В этой исключительно таинственной обстановке один анатом Чиркун пребывал в статичном положении: он дымил трубкой и смотрел в небо, время от времени философствуя, будто находился на отдыхе:
– Экая тьма… Тысячи лет до нас звезды светили, и после нас они будут светить… Вечные огни, а человек – не вечен. Человек рождается, чтобы подпортить сию нетленную жизнь, он мстит ей за то, что он не вечен и так убог.
Полицейские копали, Зыбин нервно бродил поблизости, за ним семенил смотритель кладбища, мужичонок, похожий на комара, – махонький и противно зудевший. Без него нельзя было обойтись, кто-то же должен был им нужные могилы показать, потому и вытащили смотрителя из дому, перепугали его насмерть, а как только успокоили, так он права начал качать:
– Ваше высокоблагородие, нехорошо получается по отношению к покойному люду, никакого уважения, а ведь все там будем…
– Довольно, – заворчал Зыбин. – Им твоя забота не надобна!
– А как прознает кто? – ныл смотритель. – А как доложат его высокопревосходительству? Что же мне, места лишаться?
– Забываешься, любезный! – огрызнулся Зыбин. – Здесь тебе не грабители могилы копают, а полиция!
– Так-то оно так, но без меня ни один покойник не обойдется. Я ж тут за могилками слежу, подправляю, особливо те, что без ухода родственников остались. Я ж тут всех знаю-с…
– Вот пристал! Чего ты хочешь?
– Гумагу.
– Что за бумагу? – озадачился Зыбин.
– Написание дайте, по каким таким причинам полиция могилы разворошила вандальским способом.
– Это еще зачем?!
– А вдруг его высокопревосходительство отчету затребует?
– Его высокопревосходительству плевать на тебя и на твое кладбище.
– А чего это ему плевать? И он здеся будет!
– Право, Виссарион Фомич, напишите ему хоть двадцать бумаг, надоел же до смерти, – посоветовал Чиркун. Он был настроен на лирический лад и не желал слушать меркантильные требования хранителя кладбища.
– Черт с тобой, – устало бросил Зыбин смотрителю. – Завтра придешь в полицию, получишь «гумагу».
– С печатью? – не унимался тот.
– Пшел вон! – Но, как только смотритель двинулся от него прочь, Виссарион Фомич остановил «комара»: – Обожди! Ты еще должен нам показать, где хоронит своих покойников богадельня. В сторонке постой, каналья. Молча постой!
К этому моменту полицейские достали один гроб, начали его открывать – и усилий не потребовалось, крышка легко отсоединилась.
– Свят-свят-свят… – панически закрестился смотритель, безумно вытаращив глаза и побледнев, что было ясно видно и в полумраке.
– Эт-ты мне брось! – рявкнул Зыбин и указал пальцем сначала на «комара», затем на пустой гроб: – Чтоб ни одна душа… Иначе – сгною!
– Ни-ни-ни-ни! – запищал тот. – Хоронить же никто не станет здеся опосля эдакого!.. А у меня тут места много, всем хватит…
– Показывай захоронения богадельни, каналья! – гаркнул Зыбин и приказал полицейским: – Вы, двое, закопайте гроб обратно, опосля к нам подойдете.
Два часа Виктóр бродил по тому роковому месту, рискуя встретить грабителей или тех, кому жизнь не мила без драк. Однако ночь подарила городу почти безветренную погоду и безмятежную тишину. Редко-редко проезжала извозчичья коляска, громыхали подковы и колеса по мостовой, а загулявшие горожане и того реже встречались.
Князя заприметил Пискунов, который не мог себе позволить отправиться домой, на покой, боясь, что другим сыщикам повезет больше, когда он будет в сетях Морфея нежиться. Он выбрал укромное местечко, чтоб и сыщикам прочим глаза не мозолить, и чтоб другие люди мимо прошли, не заметив его, и в то же время ворота дома на Славяновской, двадцать семь, видеть, хоть издали. Постелив газету на каменный выступ ограды, Пискунов сидел, закрытый огромными кустами. Иногда он вытягивал из кармана пузырек и отпивал глоточек водки – только чтоб согреть нутро. Закусывал. А как же! Без закуски нельзя, иначе сильное опьянение наступит. Пискунов вытаскивал сверточек, разворачивал его и клал в рот кусочек сальца и кусочек хлеба – в самый раз, чтоб перебить жжение от водки во рту. Заметив, как некий человек уходит прочь по улице, а через какое-то время возвращается, он заподозрил в сем коварный умысел и все гадал: вор ли то присматривается, куда ему залезть, или любовник ждет, когда ему подаст знак чья-то неверная жена? Вот и женись после этого!
74 
