79 
– В князя Виктóра стреляли!..
– Знаю-с, знаю-с, – более чем равнодушно сказал тот.
– Знаете?! – рухнула на стул Марго. – От кого?
– От Пискунова, ему князь обязан жизнью своею… ежели он выживет, разумеется. А знаете ли, где стреляли в князя?
– Где же?
– Там, где он встретил вашу покойную родственницу!
– Я поеду к Дубровиным…
– Позвольте, сударыня, сопровождать вас, мне ведь пуля нужна.
– Разумеется! – вскочила Марго. – Я послала и за месье Медьери, он обладает большими познаниями в медицине, нашим докторам я не очень доверяю, коли они позволяют живых людей в землю закапывать.
Виссарион Фомич открыл дверь, пропуская графиню:
– Что ж, жажду познакомиться с господином венгром… Прошу вас, сударыня. Хе, ни разу живого венгра не видал!
Но разве Марго смогла бы дойти до кареты с закрытым ртом, когда ей приоткрылась тайна оживления покойников? Выпалила – на одном дыхании:
– Вы наверняка видели трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта». Ежели помните, брат Лоренцо, францисканский монах, предложил Джульетте, чтобы избежать позора двойного замужества, испытать подобие смерти. Слышите? Подобие! И дал ей склянку с зельем. Он так и сказал девочке – мол, ею овладеют дремотный холод и оцепенение, прекратится биение пульса, она станет бледной, мертвенно-недвижной. И пообещал, что в этом «подобии смерти» Джульетта пробудет ровно сорок два часа! Она зелье выпила, а проснулась уже в фамильном склепе Капулетти…
– Да мало ли что сочинители напридумывают, – вставил Зыбин.
Они подошли к карете, уселись, и Марго продолжила:
– Но эта же история была описана одним итальянским новеллистом, Маттео Банделло, еще раньше Шекспира. И речи там не идет о колдовстве, как на Гаити, впрочем, в записках месье Медьери указано, будто и там вначале дают жертве некое зелье, а уж потом колдуют. Коли в разных странах, разделенных огромным океаном, знают такое средство, с помощью которого можно создать подобие смерти, почему же у нас это невозможно?
– В склепах, уважаемая, воздух есть, а в могиле его нет-с!
– Но на Гаити тоже хоронят в могилах! И ежели дыхания в момент мнимой смерти никто не замечает, а доктора не распознают в теле признаков жизни, то, полагаю, и воздух не нужен в том количестве, в котором он необходим живым людям.
– Когда б такое зелье имелось, сударыня, о нем знали бы все! Ну, пусть не все, а избранные. И подобные случаи уже имели бы место в следственной практике.
– Вовсе не обязательно, – возразила Марго. – Если бы я не обратилась к вам за помощью – потому что я не верю в призраков, – вы бы не взялись за это дело, не так ли? И не раскопали бы могилы, не узнали бы, что Элизы там нет, а Загурский был убит буквально накануне раскопок. Данность сия подкрепила в вас уверенность, что совершаются именно преступления! Но нам неизвестно, с какой целью все это делается. Может, кто-то ставит эксперименты на людях?
– Хорош эксперимент: покойники приходят к себе в дом и грабят родственников, то бишь себя же!
– Вы правильно предположили, что состав зелья знают лишь избранные, а не разглашают тайну они потому, что обладание сим средством дает власть! Посудите сами: с помощью зелья не составит труда отомстить обидчику – и никто об этом не догадается. Можно убрать родственника – и получить наследство, или помочь кому-то за крупное вознаграждение – извести его соперников. Средство стоит того, чтобы держать его в тайне и владеть им одному, а не отдать всем на пользование! Кстати, и искусные мастера обычно тщательно охраняют свои секреты, чтобы оставаться единственными знатоками, иначе уменьшатся их гонорары. Доктора, виноделы, кулинары, ювелиры, даже крупные заводчики! А вы хотите, чтобы секрет адского зелья был всем известен?
Виссарион Фомич задумался: ведь то, в чем его с жаром убеждала графиня Ростовцева, в какой-то степени объясняет вчерашние находки в могилах. Не колдовство же, в самом деле, здесь замешано! Нет, колдовство – это на крайний случай, если уж ничего другого не останется. Тогда Виссарион Фомич признает: Сатана и покровительствует сим преступникам, а с ним полиции тягаться бессмысленно. Он решился рассказать Марго о вчерашних раскопках, потому что графиня Ростовцева оказывала ему множество неоценимых услуг, кстати, бескорыстно, а бескорыстие – вещь редкая. Зыбин постепенно привыкал к неугомонности ее сиятельства, к ее въедливости, временами он даже восторгался ею, но про себя, ведь женщину нельзя часто хвалить, сильно любить и баловать – таково было его глубочайшее убеждение.
79 
