23 
Уставшая висеть на стене белошвейка не придала значения мелочам, которые мелочами вовсе и не являлись. Она изо всех своих хиленьких сил ударила по стеклу, даже не додумавшись обмотать руку тряпкой и отвернуться. Ей повезло, звона стекла не последовало, как впрочем, не послышалось и звука самого удара. Рука девушки пролетела внутрь комнаты и по инерции зацепилась за край подоконника. Удивленно захлопав длинными ресницами, Танва с открытым ртом таращилась на окно, которого на самом деле и не было… а иначе как бы через него могла пройти ее рука?
«Иллюзия!.. Чародейский обман!.. Мерзкие происки нечестивцев чернокнижников!» – посетила голову девушки мысль, навеянная воскресной проповедью отца Ментаксина, с заутренней почти до самой обедни увлеченно рассказывавшего, на что способны приспешники темных сил. Слушая речь святого отца, Танва и не думала, что когда-нибудь в жизни столкнется с подобными чарами, и уж тем более не предполагала, что будет обрадована такому своевременному и полезному богомерзкому злодейству. «Колдовство, безусловно, зло, но если ты столкнулся с богомерзкими заклинаниями, то почему бы их не использовать для осуществления благих помыслов?» – примерно так рассуждала девушка, пропустив вторую руку сквозь видимое, и только видимое стекло, а затем со старческим кряхтением подтянулась и переползла на подоконник погруженной во тьму комнаты. Только когда ее босые ноги коснулись холодного пола давно не топленного помещения, Танва проделала простенький ритуал развеивания чар, которому святой отец обучил прихожан в прошлое воскресенье.
Читая про себя довольно точно заученное наизусть заклинание, белошвейка трижды окрестила каждый угол фальшивого окна, а затем зажмурилась и плюнула на оконную раму. Что-то зашипело, как будто слюна попала на горячую сковородку. Открыв глаза, праведница обнаружила, что ритуал подействовал: больше не было ни стекла, ни рамы, перед глазами зиял пустой оконный проем. Еще секунду назад тихая и погруженная в кромешный мрак комната заполнилась светом с улицы и звуками пока не затихшего сражения.
В убранстве маленькой комнатушки не было ничего необычного: маленький столик с зеркалом, комод и кровать. Так живут или бедные горожане, балансирующие на краю пропасти под названием «нищета», или слуги в доме богатых хозяев… ничего лишнего, никаких изысков и дорогих безделушек. В точно такой же каморке жила и сама белошвейка, разве что ее обитель была раза в два меньше и куда чище. «Как же глупый хозяин держит в слугах такую грязнулю?! Что проку от замарашки в доме?!» – подивилась девушка, с ужасом глядя на толстый слой пыли не только на полу, но и на всех немногочисленных предметах мебели. Похоже, в комнате никогда не убирались; босые и мокрые ноги девушки оставили за собой весьма отчетливые следы, а сами мгновенно покрылись грязью.
Не одна лишь служанка, вероятно живущая в этой комнатке, но и остальные обитатели дома имели весьма своеобразное представление о чистоте: повсюду была пыль и ползали тараканы. Танва уже подумала, что попала в жилище последователей культа грязнуль, о котором слышала в детстве из сказок, пока не зашла на кухню и не поняла, как сильно она ошибалась. Сердце девушки чуть не разорвалось, когда она зажгла свечу, и мрак, царивший в небольшом помещении, отступил. В отличие от остального дома эта комната оказалась не пустой, из зловещей темноты появились расплывчатые очертания человеческих фигур. Вначале белошвейка хотела бежать, но обитатели дома не только не закричали при ее бессовестном вторжении, но даже не пошевелились. Вторая свеча, которую девушка зажгла трясущейся рукой, осветила большую часть безмолвного пространства, а третья с четвертой прогнали темноту из самых дальних уголков. Вот тут-то как раз Танва и испугалась по-настоящему: ее ноги онемели, а язык просто присох к гортани.
Почтенное семейство чинно восседало за обеденным столом. Хозяин, хозяйка и парочка рыжеволосых детишек склонились над глиняными тарелками с ложками в руках. Они не были мертвы, они дышали, но сидели совершенно неподвижно. Мир для них замер, возможно, навеки. Их распущенные волосы, прилипшие к телам одежды, как и сам стол, были покрыты толстым слоем пыли, который мог образоваться лишь за парочку-другую недель. Наваристый суп давно испарился из плоских тарелок, а его остатки виднелись лишь на дне поварского горшка. Овощи, кусочки мяса и жир образовали однородную вязкую массу, по которой ползали тараканы и еще какая-то мелкая живность. От крошек хлеба на столе не осталось и следа, их пировавшие насекомые уничтожили в первую очередь. Неподвижную, леденящую кровь композицию гармонично дополняла нагнувшаяся служанка с кочергою в руке. Перед тем как застыть, она явно перемешивала угли в камине, но теперь почему-то стояла ближе к окну. Видимо, пятидесятилетняя женщина мешала окутавшему чарами невинных людей злодею, и он переставил ее на другое место, при этом не упустив возможности поиздеваться. Сзади из подола поношенной юбки был аккуратно вырезан большой кусок материи, так что Танва поневоле смогла подивиться стройности ног пожилой женщины.
23 
