Особенно,... 
88 
– Все, что рассказал, напишешь? Только очень подробно.
– Как это – подробно? – недоверчиво прищурился Батон.
– А так это: кто и что говорил, фразу за фразой, где и во сколько ты был, желательно до минуты расписать…
– Не, минуты я не помню…
– А ты вспомни, – ласково сказал Щукин. – Вспомни, что ты Рауль Куракантуров, а не Батон, вспомни, что тебе не хочется на нары, причем на долгие-долгие годы, заметь: за чужое преступление. Пиши все, что с тобой приключилось с тех пор, как вы пили у Пушко, вплоть до сегодняшнего рынка. Час за часом, минута за минутой. Какая погода стояла, запахи, что ты думал, что ел, где стоял, с кем встречался. Пиши, это нужно для тебя. Понял? А я пойду и покурю.
– Да кури здесь, – разрешил Батон. – И дай кляузник.
Щукин сунул ему авторучку, положил перед ним несколько листов бумаги и вышел. Выкурил лихорадочно две сигареты подряд, сопоставляя и сравнивая. А ведь хозяйку кафе сначала тоже избили, потом убили! Три похожих убийства… Так, так…
Когда Щукин вернулся в кабинет, Батон еще не закончил писать. Следователь терпеливо ждал, продолжая про себя рассуждать по поводу трех несовместимых убийств. Двое из убитых были на последней, самой нижней, ступеньке социальной лестницы: дружили или пили вместе – не в том суть. Между ними и хозяйкой кафе огромная дистанция. Но Ева работала в кафе «Казачка»… А директор кафе убита. Случайность? Пушко, Ева и директриса… Щукину показалось, что эти три убийства крепко связаны между собой, в таком случае и на Батона нападение тоже не случайно. Но это всего лишь показалось, следует много фактов собрать воедино, чтоб сделать окончательные выводы, прийти к уверенности и понять главное – причину. Кажется, тут не совпадение, не бытовуха, а закономерность и спланированные убийства. Но что связывает данные три убийства? Пока только «бусы», как говорит Батон, успевшие побывать у каждого убитого. Бусы? Смешно… Но почему директрису заинтересовали бусы за триста рублей? До того заинтересовали, что она взяла их и собиралась узнать, стоят ли они триста рублей или нет? Полный абсурд. А раз абсурд, значит, следует заняться и директрисой.
Прочитав безграмотные каракули, начерканные Батоном, Щукин заострил внимание на одном эпизоде:
– Слушай, Рауль, ты, выходит, видел убийцу в лицо?
– Ну, вроде.
Вот и объяснение нападения на Батона!
– Фоторобот составить сможешь?
– Портрет? А как это? Нарисовать, что ли, его надо? Я ж не умею.
– Нет, подобрать черты лица на компьютере.
– Не, не получится. Темновато было, я подробно – подчеркнул последнее слово Батон – не вспомню.
– А если увидишь его, узнаешь? Ты не заметил в нем что-то особенное?
– Я ж говорю: темно было, а я сильно психовал. Ну, представьте – мою подругу измочалили, этот урод удирает… До того мне было, чтоб запоминать его рожу?
– Значит, не вспомнишь?
– Хрен его знает… Не запомнил я… но может быть… не знаю.
– Ладно… – проговорил Щукин, складывая листы. – Иди.
– В камеру? – уточнил Батон.
– Домой.
– Куда? – офонарел Батон.
– Домой. Я сейчас выпишу пропуск… – Когда Батон, немало потрясенный, выбежал из кабинета, Щукин приказал оперативникам: – Установите дежурство и глаз не спускайте с Батона. Возможно, его пасет убийца. Живо, ребята, за ним!
Сам же Архип Лукич поспешил в кабинет заместителя прокурора с просьбой:
– Мне срочно нужно дело по убийству директора кафе «Казачка»…
1919 год, конец декабря.
В общем-то, жить стало незачем. От банды остались крохи, не было еды, холод пробирал до костей, а морозы стояли жгучие. Анастасия лишилась Николкиной опеки и заботы, попала в равное со всеми положение, тогда-то и узнала трудности, когда никому до тебя нет дела, мало того – когда ты в тягость. Ко всему прочему она находилась в растерянности, доходившей до прострации, не зная, что делать. Разве что добраться до океана, пуститься вплавь и плыть, пока не утонет… А тут еще Мартын донимал грубыми приставаниями, считая себя неотразимым. Лушка окончательно обиделась на Кочуру, перешла к другому бандиту и только изредка бросала на «бабу Стрижака» хищные взгляды. Анастасия не позволяла себе расслабиться, спала, не раздеваясь и держа в руке револьвер, спала чутко, от малейшего звука мигом просыпалась и тихо плакала, вспоминая Николку. Однажды ночью, когда расположились на ночлег в пещере, Мартын попробовал взять ее, навалился, рот закрыл ладонью. Она сунула дуло пистолета ему под подбородок. Почувствовав холодное дуло, Мартын убрал ладонь с ее рта, усмехнулся:
88 
