Последние отзывы

  97  

– Развод!

– Гог, если бы ты меня чуть внимательней слушал и чуть меньше пялился на мои коленки, то обязательно понял бы хитрую натуру госпожи Кунец.

Мальчишка даже не покраснел, однако огорчился, узнав, что ошибся с ответом.

– Одоне не нужна половина имущества мужа, она сама убедила себя, что он виноват, и хотела получить все. Начинается продолжительная война недомолвок, полуправды и шантажа. Дочь – основное средство воздействия на крупнорогатого мужа. Одона открыто заводит романы, выгоняет Русмеро из квартиры, купленной на деньги его родителей, и подселяет к себе любовницу. Когда-то тихое семейное гнездышко превращается в шумный притон. Подружки веселятся на славу, их цель – заставить мужа спиться. Русмеро страдает, он все понимает, но уже доведен до состояния полного ничтожества. Он постепенно спивается, конфликтует со всеми, а затем лишается работы. Одона видит, что может легко выиграть бракоразводный процесс и оставить мужа ни с чем. Она начинает действовать, но не учитывает маленького обстоятельства. Перегнутая палка больно бьет по ней самой, у пристрастившегося к спиртному Русмеро начинается белая горячка, а враг номер один для него, естественно, жена. Что случилось потом, вы уже знаете из газет, – учительница взглянула на часы. – Итак, у нас осталось четыре с половиной минуты. Какие выводы вы сделали для себя? Как бы вы построили семейное счастье на месте Русмеро?

– Никак, нужно было дураку просто дать деньги на аборт, а не жениться черт знает на ком, – заявил Гог.

– Еще варианты наши мужчины предложат?

– Встать в жесткую позицию. Как только жена перестала исполнять супружеский долг, Русмеро нужно было первому обратиться к детективу. Отрешиться от привязанностей и эмоций, четко просчитать ситуацию и своевременно принять меры, – изложил свою точку зрения отмалчивающийся весь урок подросток. – А уж когда у него на дому организовали откровенный притон, то подавать в суд. Тогда бы он уж точно и квартиру отсудил, и жену без родительских прав оставил. Разврат-то на глазах у ребенка творился.

– Я рада, что мужская половина нашей компании сделала правильные выводы, – ответила вновь посмотревшая на часы преподавательница. – Думаю, вы не совершите ошибки несчастного Русмеро, боявшегося предпринять активные действия. А что скажут наши девочки? Вот ты, Лана?

– Я так не поступлю, – уверенно заявила девчушка, – и не важно, будет ли мой муж шаконьесом или нет.

– Почему?

– Супруги не должны быть эгоистичными индивидуалистами и думать лишь о себе. Они обязаны заботиться прежде всего о здоровье ребенка. Не важно, как бы еще могла закончиться эта история. Главное, что скандалы происходили на глазах у дочери и девочка вырастет психически ущербным субъектом общества. Пусть даже у нее не будет явных расстройств, но неправильно заложенные с детства поведенческие и мотивационные штампы обязательно скажутся впоследствии. Она не сможет вырастить полноценное потомство, а для чего тогда жить?

* * *

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Русмеро и Одоне», – пробурчал Конт, покинув милую компанию и выползая из куста филанийской сирени. Услышанное потрясло его, одновременно и обрадовало, и возмутило до глубины души. Его сердце радовалось, что миловидная учительница показывала детям настоящий путь в жизни, учила бороться, иметь честь и сопротивляться неправильной, искаженной системе ценностей современного мира, так точно окрещенной кем-то из маленькой группы изгоев-морронов «новым стандартом». В принципе было не важно, произнес ли эти слова впервые он, слетели ли они с губ Гентара или Аламеза. Факт оставался фактом, мир людей изменился под внешним воздействием, треснул под шаконьесской пятой, и теперь его нужно было собирать по частям, борясь не только против потомков орков, но и за людей, за их больные умы.

Ненависть моррона вызывал и сам «Проект 107», и те, кто над ним работал. Их помыслы и планы были ему ясны. Эти «теоретики» отравили умы людей, а избранным, членам шаконьесских племен, решили дать противоядие. Сейчас вожди радели за души своих, кого они тоже считали шаконьесами, а что случится потом, потом, когда им удастся подмять и перестроить под себя весь мир?

«Будут ли эта учительница и ее ученики считаться шаконьесами лет через пятьдесят, когда «вороны» – чистый генофонд современного мира – откроют свои глухие забрала и улыбнутся человекообразным сородичам клыкастыми улыбками уродливых полуорков, – размышлял Конт, поспешно пробираясь обратно на станцию. – Не начнутся ли лет эдак через пятьдесят гонения на тех, в чьих жилах слишком много испорченной, человеческой крови? Обязательно начнутся, а ведь таких подавляющее большинство в стане сегодняшних врагов человечества. Хотя нет, что я, дурак, говорю! Такие шаконьесы, как эти, людям не враги, скорее наоборот, их надежда на светлое будущее. И я борюсь не с ними, а с «Проектом 107» и с теми мерзавцами, кто пытается воплотить его в жизнь: Дором, «воронами» и прочей мразью, паразитами, разжиревшими на трупах своих наивных собратьев...»

  97