– А еще что-то там о приличиях толковал, об этикете… – пробормотал Пархавиэль, забившись на всякий случай от запыхавшегося мага в дальний угол кареты.
– Прости, не сдержался, – прошептал Мартин, приводя в порядок съехавшие манжеты и поправляя помятый воротник. – Последний раз спрашиваю…
– Уговорил, – быстро ответил гном и, не желая продолжать разговор, отвернулся к окну.
Близость конца путешествия Пархавиэль почувствовал еще задолго до того, как карета въехала в городские ворота. Трудно было не обратить внимания на то, что экипаж перестал раскачиваться на ухабах, а толстый слой грязи, в котором всю дорогу тонули колеса, сменился довольно сносным покрытием из кирпича. Пытаясь разглядеть нечто большее, чем расплывчатые пятна, мелькающие за залепленным грязью окном, Пархавиэль приоткрыл дверцу и высунул наружу покрытую липкими от пота волосами голову. Бьющие в лицо капли мелкого, моросящего дождя и ветер, приятно обдувающий вспотевшее тело, мгновенно улучшили самочувствие гнома, чуть ли не задохнувшегося в карете.
Мартин, как ни странно, промолчал, не пытался втащить спутника обратно и не расточал свое изысканное красноречие в попытках вразумить бестолкового гнома, который снова позабыл об осторожности и приличиях. На самом деле маг сам был обрадован ворвавшемуся внутрь потоку живительного свежего воздуха, вмиг разогнавшему его головную боль.
«Пускай покуролесит напоследок! – думал маг, терзая себя сомнениями и в глубине души боясь начала активных действий. – Не совершаю ли я ошибку, отпуская коротышку одного? Не натворит ли он дел, не попадет ли в руки врагов? А если его поймают, будет ли крепыш молчать? У маркиза наверняка есть хорошие средства по развязыванию упрямых языков». Опасения грызли Мартина изнутри, терзали его мозг и, самое главное, впустую транжирили время, предназначенное для отдыха и восстановления изрядно потраченных душевных сил. «Ну что я трясусь, как мальчишка? К чему эти глупые переживания? Выхода другого все равно нет», – пытался успокоить себя Мартин, зарекавшийся уже тысячу раз никогда не возвращаться к повторному обдумыванию принятых однажды решений.
Пока маг размышлял и искал успокоения в перебирании скудных фактов, Пархавиэль старался не упустить из виду ни одной крупинки разноцветной мозаики окружавшего его мира. Красивые кареты с диковинными гербами, сменившие на дороге крестьянские повозки и волокуши, гомон торгового люда, чьи кибитки прижимались к обочине, пропуская экипажи вельмож, разноцветные наряды людей и многое, многое другое – все разжигало любопытство гнома и желание быстрее понять жизнь в новом для него мире, влиться в него, стать неотъемлемой частью этой повседневной и, казалось бы, бессмысленной суеты. Иного выхода не было, путь к возвращению в подземелья Махакана преграждали силы, которые было не побороть оклеветанному караванщику: сформировавшийся на протяжении многих веков страх горняков перед новым и дурная молва.
«А зачем мне вообще возвращаться, что я там забыл? – размышлял Пархавиэль, наблюдая за толпой закованных в цепи людей, понуро бредущих на рабские рынки столицы. – Быть как они, всеми презираемым изгоем, нет уж, увольте! Родина там, где твои близкие, где тебя любят, а что я оставил в той жизни? Друзья погибли, любимой нет, родственники – выжившие из ума старики, которые уже давно перестали меня узнавать. Нет, обратно я не хочу! Эх, только бы товарищей вызволить, спасти их из рук палача, а там втроем не пропадем! Живут же здесь гномы, приспособились».
Внезапно лошади остановились, возле кареты откуда ни возьмись появились трое солдат в стальных доспехах липового цвета с позолоченными полосками на наручах и паундорах. На блестящих поверхностях отполированных кирас были выгравированы золотые кубки – герб столицы. Увидев патруль, старенький кучер по-молодецки спрыгнул с козел и согнулся в глубоком поклоне, выронив из трясущихся рук шапку и кнут. Недоверчивые взгляды из-под надвинутых на самые брови открытых шлемов с кольчужными шлейфами пробежались по кучеру, лошадям и карете, а затем остановились на торчащей из-за приоткрытой дверцы голове гнома. Не говоря друг другу ни слова, воины переглянулись и, небрежно оттолкнув старика, направились к экипажу. Пархавиэль испугался, двое из троих вынули из ножен мечи и надели кольчужные рукавицы.
– Закрой дверцу, живо! – прикрикнул взволнованный Мартин, больно пнув гнома под коленку. – Не видишь, стража приезжих досматривает, не привлекай внимания!