Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
128 
– Давай пошевеливайся, скоро выступаем! – поторопила гнома явно недовольная его основательным подходом к подбору брони Флейта.
Девушка сидела на пыльном мешке с крупой, по-мужски широко расставив ноги в высоких ботфортах и поигрывая в руках ключом от кладовой. Черно-зеленый костюм и надетая поверх него кольчуга плотно облегали прелести стройной фигуры и придавали разбойнице особый, чарующий сердца многих мужчин шарм. Она была чрезвычайно привлекательной, несмотря на уродливый шрам и далеко не женскую манеру общения. Собранные в хвост и туго перетянутые красной тесьмой волосы заостряли тонкие черты лица, подчеркивая решительность натуры и жесткость характера воительницы.
– Ну что ты там копошишься, уродец?! Давай шустрее, мочи уже нет! – прикрикнула Флейта на гнома, отбросившего в сторону после примерки очередную кольчугу.
– Говорил же я, глупая затея! Чем вам моя кожанка не по нраву пришлась? Впору ведь, да и свыкся я уже с ней.
– Давай, давай, коротышка, не рассуждай! – нахмурив тонкие брови, прикрикнула девушка, демонстративно показывая Зингершульцо свое недовольство решением Тальберта о приеме его в отряд. – Вот скажу полковнику, как ты его приказы критикуешь, отхлещет он тебя по толстым мордасям!
Желание выпороть несносную девчонку уже давно не давало покоя Пархавиэлю, но он терпел, помня разговор с Тальбертом и стараясь не обострять отношения с будущими подельниками. Гном вновь промолчал и продолжал упорно копошиться в ворохе бесполезных, то длинных, то рваных, то проржавевших от сырости и крови кольчуг.
– Вон та безрукавка должна как раз прийтись, – посоветовала Флейта, убедившись, что ее попытки вывести гнома из состояния душевного равновесия наталкивались на неприступную стену терпения и хладнокровия. – Да, да, точно, самое оно! – радостно закивала девушка. – Выкидывай свою блоханку и броньку примерь!
Нехотя Пархавиэль расстегнул тугие ремни кожанки и, немного стесняясь присутствия рядом дамы, быстро натянул кольчугу прямо на обнаженный волосатый торс. Холод металла обжег кожу гнома, заставив его мышцы непроизвольно сократиться.
– Вот это ничего себе картинка! – присвистнула Флейта, пожирая изумленными, широко раскрывшимися глазами напрягшиеся бугры мышц на неприкрытых одеждой руках. – Не ожидала, не ожидала, – продолжала восхищаться девушка толщиной запястий, рельефом мышц и сухожилий, – с виду-то обычный толстячок, а тут такое богатство открылось!
– Как открылось, так и прикроется! – недовольно пробурчал Пархавиэль, поспешно закутавшись в плащ. – Кожанку-то мою куда пристроить?
– Возьми с собой, по дороге выкинешь, – очнувшись, произнесла девушка и отвела взгляд, как показалось гному, устыдившись проявленного ею интереса к его мускулистым рукам.
– Как выкинуть, зачем выкинуть?! – затараторил Пархавиэль, интенсивно моргая вытаращенными глазищами. – Вещь хороша, мне с боем досталась, не вот так на помойке нашел, а ты «выкинешь»!
– Ну куда она тебе, чудо низкорослое?! – насмешливо произнесла Флейта, хлопнув от негодования ладонью по изящной коленке. – Надеть-то ты ее все равно больше не сможешь!
– А это еще почему?!
– Сам рассуди! Если мы ночью на банду гномов натолкнемся, и бой завяжется, то как нам тебя отличить-то прикажешь? Для меня и днем вы все на одно рыло, а ночью тем паче не разобрать! На всех кожанки одинаковые, еще зашибем ненароком!
Резко оттолкнувшись ногами от пола, девушка вскочила с мешка и направилась к выходу. Подобрав приглянувшуюся ему утреннюю звезду, единственное оружие из богатого арсенала банды, чью рукоять не надо было укорачивать под гномью руку, Пархавиэль нехотя последовал за девушкой. Брезгливое и недоверчивое отношение к нему членов банды раздражало гнома, ему хотелось пустить в ход кулаки и на деле опровергнуть лживый постулат Индорианской Церкви о превосходстве человеческой расы. Однако Зингершульцо стойко терпел насмешки и косые взгляды. Конечная цель оправдывала не только грязные средства, но и те унижения, через которые гному предстояло пройти.
Глава 16
Мелодия ночных подворотен
Стук колес, сопровождаемый легким покачиванием крытого фургона, да свист ветра, резвящегося над бескрайними просторами порта, – вот и все звуки, которые слышал Пархавиэль по дороге на свой первый разбой. Четверо сидевших бок о бок разбойников не проронили во время пути ни слова. Ни вкрадчивые перешептывания, ни молодецкие бахвальства, ни горькие воспоминания о неудавшихся делах не нарушали гробового молчания. Тишина раздражала, она создавала в голове гнома зловещую пустоту, которую в любую минуту могли заполнить страхи и угрызения совести.
128 
