Особенно,... 
69 
– Да я ж…
Семиун хотел напомнить партнеру, что нога у него сломана, но бродяга не дал ему возможности договорить. Вскрыв последний замок, он схватил напарника под мышки и рывком поставил его на ноги. Боль умерла, по крайней мере, лекарь ее больше не чувствовал. Неуверенно сделав первый шаг, юноша вдруг ощутил, что может передвигаться самостоятельно, притом довольно быстро и почти не хромая.
– А я о чем говорил? – порадовался за компаньона Шак. – Слизь действует! Хоть нога у тебя не ахти, побегать не сможешь, но до лошадки как-нибудь допрыгаешь, птенчик-воробушек, – шарлатан рассмеялся и, убедившись, что с напарником все в полном порядке, подобрал топор, а затем подошел к женскому трупу. – Часа два-три у нас есть. Пока «зеленуха» не омертвеет и от брюха твоего не отпадет, а там что-нибудь да придумаю.
– Что тут придумать можно? – развел руками отчаявшийся Семиун.
Сейчас открытая рана под слоем слизи показалась ему еще ужасней, чем когда он только очнулся и впервые ее увидел.
– Всяк народ мудрец и сказки не напрасно выдумывает, – возразил ему шарлатан, настроенный более оптимистично. – В легенде о сувилах и про слизь говорится, и про ручки-водючки их необычные…и про свойства их всякие…в быту полезные. Не боись, дружище, я по сказкам тя лечить буду, а не по книжонкам, дураками писанным.
– А если наврал сказитель или что напутал? – забеспокоился Семиун, в глазах которого загорелись искорки надежды.
– Чего те бояться-то, хуже все равно не будет, – привел самый весомый аргумент Шак и высоко занес над головою острый топор.
Привыкшего ко всяким ужасным зрелищам лекаря чуть не стошнило. Бродяга издевался над трупом: отрубил красотке прозрачные кисти, а затем сорвал с нее юбку и, сделав из дорогой ткани что-то вроде узелка, аккуратно завернул в него добытые трофеи.
– При лечении твоем пригодится, ряцепт такой есть, – пояснил Шак. – Надобно взять три с половиной пальца сувилы, волосы из подмышек оборотня, но обязательно в волчьем обличье умерщвленного, еще…
Шарлатан не успел поделиться премудростью приготовления народного зелья. Бывшего полевого лекаря стошнило, притом, как это ни прискорбно, на собственные штаны.
– Ну вот, облямбался весь, – укор прозвучал с отвращением, и самого Шака передернуло при виде того, что сталось с одеждой неженки-партнера. – Кнут подбери, поганец! Как во двор выйдем, он нам понадобится, ой как понадобится!
* * *
Люди – неблагодарные существа: они не ценят сделанного им добра и насмехаются над теми, кто только что спас их никчемные жизни. Стоило лишь парочке авантюристов попасть в комнату, где Шак дал бой рыцарю-оборотню, как ученый заморыш с зеленой слизью на животе, хромой и с располосованной рожей, стал дерзить спасителю, и все потому, что, видишь ли, труп поверженного противника был совершенно голым и лежал в очень пикантной позе на груде перебитой посуды и обломков шкафов. «А что это вы тут делали? Почему рыцарь лежит нагишом? Насколько буйно прошла гулянка, что сокрушили столько шкафов, стульев, стол и комод?» – вот лишь немногие из целого ряда пошлых, ехидных вопросов, которыми повеселевший Семиун оскорбил компаньона.
Люди привыкли справляться со своими трудностями за счет других. Насмешки над Шаком вернули лекаришке уверенность и желание дальше бороться за собственную жизнь. Семиун ожил и даже не обратил внимания на увесистую затрещину, которой отмалчивающийся бродяга наградил его вместо ответа. Дорого ценившему каждую минуту Шаку было некогда объяснять, что балаган в комнате – результат жестокого боя, что рыцарь скинул доспехи сам, поскольку они мешали принять звериное обличье, для чего, собственно, и были сделаны из редкого сплава стали.
Даже после удара насмешки не прекратились, целитель не мог не высказаться, и когда Шак издевался над трупом, а именно, за отсутствием ножа под рукой, сбривал топором волосы из подмышки убиенного оборотня. Шак разозлился, но и тут промолчал, предоставив натерпевшемуся страхов и мук партнеру возможность немножко позлословить. Однако, когда Семиун поднял с пола рыцарский наруч и попытался примерить его на себя, бродяга не выдержал и запустил в напарника обезноженным стулом, который разбился о стену вблизи от головы шутника. Шак попал, хоть онемевший Семиун и подумал, что промахнулся. На самом деле, его спутник метил не в неуемного парня, а именно в стену: хотел не покалечить, а просто немного охладить юношеский пыл и уберечь парня от роковой ошибки.
69 
