— Не вижу в этом ничего смешного, молодой человек!
— Просто я вспомнил свой сегодняшний разговор с Брайаном Диконом. Вы помните Брайана, сэр?
— Помню. И насколько я понимаю, он тоже пока не остепенился.
— Дед, ты когда-нибудь думал всерьез о том, насколько за последние десятилетия изменился мир? — как можно мягче проговорил Аллан. — Женщины теперь совсем другие.
— Вздор, они ничуть не изменились. Во все времена существовали женщины, на которых мужчина просто обязан жениться. Вся проблема в том, как их найти.
— Что ж, когда мне посчастливится отыскать такую…
— Ну, разумеется, — отрезал Каспар. — Но при твоих темпах и твоих способностях этого никогда не случится. А время идет.
— Дед, — решительно сказал Аллан, — сегодня у меня нет никакого желания обсуждать этот вопрос.
Старик посмотрел на него долгим, изучающим взглядом, потом тяжело вздохнул и затушил сигару.
— Здесь дует. Пойдем в библиотеку.
Аллан поднялся.
— Позвольте помочь вам, сэр, — обратился он к старику, положившему руки на подлокотники кресла. Такое предложение он делал всякий раз, наблюдая, как старик пытается встать. И каждый раз получал один и тот же ответ: «Пока я еще не в могиле, попробую справиться самостоятельно».
Однако сегодня он услышал:
— Да, пожалуй.
Аллан с тревогой вгляделся в лицо старика, но оно не выражало ничего особенного. Помог ему подняться на ноги, довел до библиотеки, где, несмотря на довольно теплый осенний вечер, в камине горел огонь, и усадил в любимое кожаное кресло.
Каспар вздохнул.
— Так-то лучше. А теперь налей-ка нам немного коньяка.
Аллан хотел было возразить, но передумал. Почему бы и нет? По сравнению с обедом коньяк казался теперь сущим пустяком. Наполнив две рюмки, он передал одну деду, придвинул кресло поближе к огню и сел.
— Ладно, дед, — сказал он, — теперь давай.
— Что давать? — спросил Каспар с невинным выражением лица.
Глаза Аллана сузились.
— Ты совсем заморочил мне голову, но дальше так не пойдет. Я хочу получить от тебя ответ. Что происходит?
— Почему вы, молодые люди, так нетерпеливы?
— Дед… — В тоне внука прозвучало предупреждение.
— Хорошо, хорошо. Ты, надеюсь, помнишь, что скоро мне исполнится восемьдесят семь лет.
— И поэтому ты решил заранее преподнести себе подарок — обед, от которого твои доктора рвали бы на себе волосы?
— Моя жизнь принадлежит мне, а не докторам. — Каспар взглянул прямо в глаза Аллану. — Ты помнишь хоть что-нибудь из того, чему тебя учили в воскресной школе, мой мальчик?
— Трудно сказать, — осторожно ответил Аллан. — Смотря что.
— Я имею в виду тот библейский стих, где сказано, что человеку отпущено три по двадцать и еще десять лет жизни. — Каспар улыбнулся. — Я умудрился прожить гораздо больше.
Аллан улыбнулся.
— Вы всегда умудрялись получать хороший доход от своих вложений, сэр.
— Семь лет назад, по настоянию своих докторов, я согласился перейти на эту ужасную диету — ничего жирного, ничего сладкого, вообще ничего вкусного. Они заверили меня, что человек в возрасте восьмидесяти лет, перенесший операцию, от которой умирают люди вдвое моложе, может обмануть свою судьбу, если будет питаться пусть не вкусно, но зато правильно.
— Это был хороший совет.
— Да, до последнего времени.
— Послушай, не собираешься же ты сдаваться только потому, что через пару месяцев тебе исполнится восемьдесят семь!
— На прошлой неделе я прошел очередной полугодичный медицинский осмотр, — отрывисто произнес Каспар. — Доктора посоветовали мне привести в порядок свои дела.
Улыбка слетела с губ Аллана.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что даже диета из жидкой кашки не поможет человеку прожить дольше, чем ему отпущено. Что суждено, того не миновать. На нашей переполненной планете никто не может занимать место вечно.
— Какая чепуха!
— Напротив, и ты это знаешь. Предвосхищая твой вопрос, отвечу… да, я обратился к другим врачам. Диагноз подтвердился. Пора подводить итоги.
Аллан ощутил боль в сердце. Он горячо любил деда. Каспар заменил ему отца, научил вести дела. Он был для него всем, олицетворял всю семью. Годы, конечно, шли — это было естественно. Но все же примириться с подобным известием было невозможно.
— Не вешай нос, мальчик. Я прожил хорошую жизнь и, честное слово, не жалею ни о чем.