Она должна была что-то заподозрить, уже когда встретила его после того, как нашла Тьерри. Она даже не задумалась, почему встретила именно его. Он ходил по лесу неслышно, как тень. И ее собака Дала, видимо, узнала его, когда они с Тьерри недоумевали, кто мог подглядывать за ними. А ведь Тьерри отметил, что это был кто-то, кого Дала знает. А потом Видегунд разделался с Тьерри. Ее «братец» казался куда мощнее Видегунда, но Видегунд был силен и ловок, как зверь. И почти незаметен в чаще. Наверняка он напал на Тьерри исподтишка. Со спины. Как и на Бруно. Ее пронзила дрожь при одном этом воспоминании. А ведь Бруно когда-то после набега лесных людей говорил, что, когда Видегунд в ярости, с ним трудно совладать. О боже, ей надо опять попытаться выбраться отсюда. К людям, к дочери. Иначе она станет беспомощной пленницей безумного оборотня Видегунда.
Когда она неожиданно различила голоса, то в первый миг даже не поверила. А потом стала кричать, звать. Ее ищут, она спасена! Но крик замер на устах, когда из мрака показался Видегунд.
– Зачем вы шумите? Вы же обещали мне быть покорной.
С ним был и Седулий. Эмма, еще ничего не понимая, глядела на настоятеля. Он был бледен и выглядел, как никогда, слабым и старым. Бессильно прислонился к стене.
– Жива. Слава Создателю.
Видегунд положил на выступ новую связку факелов.
– Я ведь говорил, что не причиню ей зла. Вы не верили мне, отче.
И тогда аббат, едва не плача, стал его умолять отпустить женщину.
– Мальчик мой, я прошу тебя! Во имя самого неба. То, что ты задумал, не по-людски и грешно. Госпожа Эмма живой человек, а не Мадонна. Ты же хочешь сделать из нее узницу. Так поступать плохо, не по-христиански.
По-видимому, этот безумец уже посвятил его в свои планы. И Эмму обуяла злость, что настоятель опять скрыл от всех новое преступление Видегунда. А пришел лишь убедиться, что с ней не случилось ничего дурного. Но его жалкие просьбы разбивались о безумное упрямство Видегунда.
– Я давно хотел увести ее от всех. Я хотел в одиночестве поклоняться ей и сделать новую статую Мадонны.
Седулий упрашивал, пока Видегунд не пришел в ярость. Эмма даже испугалась за преподобного отца, с таким гневом набросился на него Видегунд. Мягкий, покладистый Видегунд был ужасен в гневе. И не испытывал ни на йоту почтения к своему духовному пастырю. Тряс его и кидал, как куклу, пока Эмма не вступилась за настоятеля.
Седулий плакал. Жалкий, подавленный старик. От его спокойного величия не осталось и следа.
– Отпусти ее, Видегунд. Дай мне ее увести. А я обещаю, что она никому ничего не скажет. Ведь так, Эмма?
Она с готовностью пообещала. Господи, если бы им удалось убедить Видегунда! Но в том проснулась подозрительность безумца. Он опять разозлился.
– Я согласился привести тебя сюда, святой отец, только после того, как ты поклялся не докучать мне. И ты убедился, что она жива. Теперь идем. Я выведу тебя отсюда.
Седулий покорно встал, но Эмма так и кинулась к нему.
– О погодите, отче. Я должна поговорить с вами… Должна исповедаться.
Она больше надеялась уговорить его, а не сломить безумное упрямство Видегунда.
В конце концов Видегунд оставил их одних.
– Я скоро приду. Только принесу побольше пищи и меховых покрывал. Здесь ведь все же прохладно, а вы, госпожа, не должны испытывать неудобства.
Он был даже предупредителен, этот безумец. Эмма едва дождалась, когда он уйдет. Но, уходя, он недобро улыбнулся…
– Учтите, вы не сможете сбежать. Отец Седулий не лучше вас, госпожа, знает проходы подземелья. Он не сможет вас вывести. Да и не захочет.
Настоятель покорно кивнул. Но Эмма надеялась на него. И тем горше было ее разочарование, когда аббат подтвердил слова Видегунда.
– Я не знаю пути назад. Мой мальчик привел меня, исключительно по моей просьбе, чтобы я был спокоен за вас.
– Спокоен за меня?! Силы небесные! Неужели вы не понимаете, какую участь готовит мне этот безумец – заживо похоронить в горе!
Седулий жалко всхлипывал.
– Я буду молить Бога и его Пречистую Матерь, чтобы мне удалось переубедить Видегунда. Ведь то, что он задумал…
– Это безумие! Это жестокость! Не лучше того, что вытворял он, убивая людей. И вы потакали ему в этом! Вы не меньший преступник, чем он.
– О, я знаю, – застонал аббат. – Я знаю, что на мне лежит проклятие с того самого момента, как я совершил грехопадение, сойдясь с его матерью.
Эмма, хотевшая было что-то сказать, так и замерла на полуслове. Глядела на настоятеля, и он все больше и больше сникал. Эмма наконец решилась высказать вслух подозрение: