77 
Энн была сравнительно молода, когда впервые уловила в себе способность к осознанию, и немногим старше, когда поняла: многие попросту не замечают волны смысла, испускаемые ими всякий день. Заметила она и другое: как ни объясняла она увиденное тому, кто видеть не мог, ее непреложно осмеивали. Большинство полагалось исключительно на слова, ожидало, что к нему обратятся, желало услышать нечто прежде, чем начать слушать. Однако Энн не собиралась лгать себе, дабы походить на это большинство. Ее наблюдения снова и снова подтверждались опытным путем. Она узнавала о том, что ее подруги встревожены, прежде подруг и терпеливо дожидалась момента, когда им открывалось это знание. Она знала, когда убийца нанесет удар либо исчезнет. По выборке картин в окне галереи она узнавала о том, что над живописцем довлеет спиритическое наваждение, хотя выставленные полотна являли всего лишь коров в солнечном свете.
Проводя вечер в обществе Констанс — в театре, за ужином, в каждой комнате ее дома, — Энн чуяла прибытие звеньев сокрытого, кои проявлялись быстро, одно за другим, пусть их связующий смысл и не обнаруживался тотчас же. Начать с того, что когда Энн раздумывала, как в ходе вечернего сеанса и очищения доказать спиритическую невиновность супруга, ее словно вынесло прочь из дома, ибо Констанс, пользуясь отсутствием мужа, сняла ложу в театре. Первое звено: то был театр, в коем Энн некогда играла, завершив карьеру ролью Гертруды в «Гамлете». И еще: этим вечером шел именно «Гамлет». И еще: Кейт Милле, коя играла Офелию при Энн в роли Гертруды, изображала ныне Гертруду: девочка, преждевременно ставшая матерью.
Констанс, далее, между актами и по дороге домой говорила о собственной матери, о нехватке материнской мудрости, что ощущается ею всю ее жизнь, о том, что ее закономерно терзает страх оказаться почти бесполезной для Ангелики. Констанс взяла Энн под руку; они шли мимо зеленого парка, что был заключен в ограду, сложенную из увенчанных кисточками чугунных копий, и по всякому древку вились сверху вниз черные железные гирлянды из роз, и всякую розу, в свой черед, испещряли черные железные шипы, и меж шипами тут и там проглядывали черные железные жуки и гусеницы, знаменуя тщеславие безымянного кузнеца, что выделал некоторых гусениц вплоть до крошечных волосков, коими инкрустировал их сегментированные тела. Продвигаясь от лампы к лампе, Констанс вела рукой по этим колючим копьям и говорила о близящемся отдалении ее дочери, кок) всего через неделю переведут на диету из латыни, Дарвина и бог знает чего еще. Мгновением позже из-за угла вывернула молодая пара в маскарадных костюмах: католический епископ и монашка смеялись, взявшись за руки, и распевали, пародируя латынь: «Ин катэдра экс катэдра экс оффицио трам-пам-пам…»
Когда они возвратились в дом Бартонов, обсуждаемая девочка был готова к их приходу, держа себя так, будто знала, что они явятся в этот самый миг.
— Я хочу, чтобы вы уложили меня спать, — сказала она Энн, к удивлению Констанс; что до Энн, она дожидалась как раз подобного тускло мерцающего звена. Констанс увлекла Нору в кухню, а Энн взяла ребенка на руки и пошла наверх, понимая: ей нужно лишь внимательно слушать, дабы усвоить нечто оглушительно важное.
— Я вас ждала, — сказала Ангелика, когда Энн возносила ее по ступенькам. — Очень-очень долго. Здесь налево, — скомандовала девочка наверху, однако это предписание столкнуло бы их со стеной, оттого Энн двинулась направо, и Ангелика похвалила ее за послушание.
— Ты спишь здесь? — вопросила Энн, опуская дитя на кровать. — Королевская палата во дворце.
Платяной шкаф, подозреваемый во многом, опекал столько одежды, сколько Энн никогда не имела.
Ангелика пригладила жесткие волосы куклы, черные струны, выдранные из хвоста обреченной лошади. Она новела руками в бесподобном жесте — еще одно звено, — в точности как вздымала руки Молли Тернер ночь за ночью перед Энн в спектакле «Опасные дети, или Вечерний испуг». Энн не думала об этой пьесе годами и припомнила ее лишь несколькими часами ранее, когда они с Констанс увидели вдалеке театр. Семнадцатилетняя Молли играла девочку десяти лет, и столь искусно, что люди сетовали на то, что ребенка допустили к участию в представлении подобного рода. Той пьесой Молли Тёр нер завоевала и первого поклонника, мужчину, что прежде невнятно ухаживал за Энн. Он стал первым из многочисленных трофеев Молл и предпоследним — Энн.
77 
