ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Прилив

Эта книга мне понравилась больше, чем первая. Очень чувственная. >>>>>

Мои дорогие мужчины

Ну, так. От Робертс сначала ждёшь, что это будет ВАУ, а потом понимаешь, что это всего лишь «пойдёт». Обычный роман... >>>>>

Звездочка светлая

Необычная, очень чувственная и очень добрая сказка >>>>>

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>




  379  

Да кажется, всё это и писалось уже в умеренно-разумных газетах? Но тут впервые – сказано вслух. Магия звучащего слова.

А высокий Церетели тоже вскочил, и ещё выше его протянутая рука, в горящем нетерпении. Родзянко даёт ему слово. И, стройный красавец, сорвался с места и почти прыжками, как гонимый олень, взлетает на кафедру – и к неумолкшим овациям Шульгину добавляются ещё бурней рукоплескания к Церетели – с хор, от левых, от солдат в проходах.

Да ведь, кажется, Шульгин говорил одну правду, на что так страстно отвечать?

О, у правды много сторон. И такой поединок – есть то самое, для чего существует парламент. Шульгин не назвал Совета прямо, но Церетели принял, куда удар.

Церетели: Я прямо отвечу на все вопросы, которые поставлены здесь депутатом Шульгиным. Обладает ли наше Временное правительство всей полнотой власти или у дверей его поставлены часовые, говорящие: вот буржуи, держите их? Прежде чем выдвигать это обвинение против всех, кто не хочет рассматривать Временное правительство как 12 новых безответственных самодержцев, депутат Шульгин должен был спросить у самого Временного правительства – как оно смотрит на своё положение?

И это тоже правда: десятеро из двенадцати членов правительства не посмеют сказать, что недовольны, а Некрасов и многажды божился публично, что он в упоении от контроля Совета. А Церетели прорезает последнюю завесу, какую не посмел Шульгин:

В тех кругах, к которым принадлежит Шульгин, раздаются обвинения не только против Петербургской стороны, но против органа, олицетворяющего Российскую революцию, – против Совета рабочих и солдатских депутатов! – могучей демократической организации, которая выражает чаяния широких слоев населения, пролетариата, революционной армии и крестьянства.

Он – верит, он жив этой верой, а красивый голос его, с мягким грузинским акцентом, звенит:

Временное правительство не справилось бы со своей обязанностью, если б не было над ним контроля демократических элементов… Все четыре Думы были полностью беспомощны в деле государственного строительства…

Все четыре? Вот тебе раз, о чём же весь праздник?

Но их левая часть умела сочетать классовый интерес пролетариата с общей демократической платформой, в настоящую минуту приемлемой для всей страны, и под эту общую демократическую платформу звала всю буржуазию.

Но буржуазия раньше не шла, а сейчас,

при блеске русской революции, при солнце, которое взошло над Россией… сумеют ли подняться на эту высоту имущие цензовые элементы? смогут ли они стать под эту общую всенародную платформу? Классовая ограниченность губила Россию и погубит, если идеи господина Шульгина станут идеями всей России…

Англия?

У нас глубокое убеждение, что рабочий класс Англии политику своих министров будет направлять согласно своим классовым воззрениям.

Не так чтоб очень сильная сцепка аргументов, но большая убеждённость и личная обаятельность, то и дело рукоплещут ему с хор.

Агитаторы в сёла? Они не к беспорядкам призывают, но организованно разрабатывать незасеянную землю.

Вы говорите, что сеется смута, дезорганизация в рядах армии? Мы не верим этим слухам. (Рукоплескания.) Если бы, при торжестве демократических принципов во внешней политике, в рядах армии действительно началось разложение, армия оказалась бы менее способной вести войну, чем при старом режиме, – то надо над всей Россией поставить крест. Но это оказалось к счастью неправдой. (Рукоплескания.) Не может быть, чтобы в рядах армии началось колебание!

Его речь куда рыхлей и длинней шульгинской, и не так стройна, с перескоком, и у Церетели больная грудь, ему трудно выдержать долгую громкую речь, но он мечется назвать все аргументы, а каждый не сам по себе вголе, но обрастает социалистической терминологией, а она неуклюжа, и слова все длинные, да отточенные формулировки и никогда не давались ему. Но всё спаивается его благородным волнением: что значит классовая ограниченность! – не видят самых ясных вещей:

Есть единственный способ внести разложение в ряды нашей армии, это сказать ей: да, народ желает отстаивать свободу, но мы, российская буржуазия, будем требовать восстановить старые цели – разгром германского империализма и „всё для войны”. „Всё для войны” был лозунг старого самодержавия. (Голос: „А во Франции? в Англии?”) Во Франции и Англии, я утверждаю, народ – одно, а империалистические круги – другое, и вы скоро увидите…

  379