228 
– Вот. Вот. А ещё хотят объявить вас бесправным стадом, с завода на завод не перейти. А ещё хотят вас в маршевые роты и на фронт…
Но уже за спиной Акиндина вошёл и стал длинный белый деревянный Уксила.
И хмурый Дахин сказал нетерпеливо:
– Ладно, Кеша, ты теперь иди.
Кеша опомнился, вскочил, взял шапку, радостно поклонился, поклонился – своим, чужим, никто больше руки ему не жал, – пошёл.
Вот теперь Дахин сел. Резко.
Товарищ Вадим улыбнулся:
– Никогда не нервничайте, товарищ Дахин. Никогда не жалейте времени на агитацию, она всегда себя оправдает. Да вот вы и правильно поступили. Вы Кокушкина ведь не готовили постепенно? Сразу, да?
Имел в виду Вадим существующие разные методы вербовки и развития рабочих, прежде чем допустить такого в партийный круг: наблюдать за ним у станка, изучать его настроение в якобы случайных разговорах, давать задания сперва неответственные, вроде денежных сборов, потом – листовки переносить из мастерской в мастерскую.
– Вот, перешагнули смело – и оборонческую паутину порвали, и человека проверили. И привели его сюда, тоже правильно.
Дахин не терял своей хмурости – не выкатить было ему глаз из ямок, и губ не помягчил, – а в чём-то всё-таки видно было, что похвалой доволен.
Как слушали Вадима – заметила Мария. Насколько он был моложе всех, и какое признаваемое превосходство речи, ума, опыта.
Однако теперь остались только свои, партийные (очевидно, и Мария такая, раз он её привёл), – и все стали строже и сдвинулись ближе к делу.
– Товарищи, – сказал Вадим новым свежим тоном, не плавно-разъяснительным, как Кеше. – Я сейчас – с прямым поручением от ПК.
Пэ-Ка!! Это прозвучало!
– Петербургский Комитет очень обижается на обуховцев – как вы могли 17-го-18-го не поддержать Выборгскую сторону? Пальцем не пошевелили.
Только вздохнули в ответ. Машистов – тяжелей других. Машистов – заводской организатор . Главная тяжесть упрёка – ему. Пошевельнул прямоугольной челюстью:
– Что можем, делаем. Отказалась от сверхурочных. Сейчас два цеха бастуют. За полторы получки.
– Тогда почему не все? – строго спросил Вадим. – Вот и смотрят в ПК на Невскую сторону, что мы ликвидаторам передаёмся.
– Ну уж! – вырвалось у Дахина зло. Глаза его иглили из углубин.
Вадим развёл белыми крупными мягкими пальцами (он не стыдился своих нерабочих рук, они нарабатывали лучше):
– А как же? А 9-го января? Весь рабочий Питер бастовал, одна Невская работала. Чем мы отговаривались? Что не пришли нас “снять”, позвать? Вот и говорят, что за Невской заставой – не боевые тенденции.
Верно, усмехнулся долговязый Уксила, согнутый над конторским столом. Стыдно, давно видно – не боевые.
А руки их всех – трудовые, честные, крепкие, жилистые, привыкшие к хватке инструмента – были видны, лежали на столах, вцепились в спинку стула, – и она была допущена в этот круг! Вероника не верила себе: сегодня впервые вот так запросто, как равная, сидела с этими железными людьми, с этими верными сердцами, ещё стыдясь и несменённой своей шубки, в какой прилично пойти в Александринку, а здесь только конспирацию нарушаешь, и своих обильных волос, как выставленных для любования, и совсем уж нежных рук. За гордость, за счастье быть принятой равно этими людьми и оказаться полезной им – она клялась отречься, уже отрекалась и уходила от своей прежней пустой жизни, от бесплодной болтовни. Отрекалась – и не совсем внимательно слышала, о чём тут говорили сейчас.
– Это – влияние Александровского завода, – вдумчиво сказал Машистов. Вдумчивость исходила от его уставленных, почти не шевелящихся глаз. – Они омещанились, домки себе устроили, коровок держат – и наши за ними тянутся.
– Сейчас к праздникам готовятся, вот в церковь повалят! – отрубисто выбросил Дахин.
– Что ещё за праздники? – удивился Вадим.
– Казанская. Потом – всех скорбящих! – выбросил Дахин. – Престол у них.
– Ну придумают же попы – “всех скорбящих”! – изумился, развеселился Вадим. – Вот ловкие, прямо в цель! Только всех скорбящих надо на восстание поднимать, а не боженьке поклоны…
– Очень пассивные наши стали, – с сильным финским акцентом сказал Уксила. – Боятся маршевой роты. На кооперативы надеются.
Самому Уксиле, как финну, маршевая рота не грозила ни при каком случае. Воинской повинности на них нет.
228 
