Особенно,... 
88 
Хит слышал, как уходила Аннабел, но не пошевелился. Теперь, когда телесный голод был утолен, гнусность его поступка встала перед ним в своей неприглядной наготе. Она к нему неравнодушна. Целый мир эмоций, которых он не хотел признавать, смотрел сегодня на него из этих медовых глаз. И теперь он чувствовал себя самой подлой сволочью на свете.
Она предупреждала его, что дело кончится плохо, но он построил всю свою жизнь на том, что пробивал лбом стены, так что, проигнорировав очевидное, бросился вперед. На штурм крепости. Даже зная, как она права, он хотел ее, поэтому и взял. Взял, наплевав на последствия. А теперь, когда было слишком поздно, осознал, каким несчастьем это стало для нее, как лично, так и с профессиональной точки зрения. Она к нему неравнодушна, и это означает, что больше не сможет быть его свахой.
Он перевернулся и ударил кулаком по подушке. О чем он думал, черт возьми! Да в том-то и беда, что не думал. Только реагировал, а, наслаждаясь пойманной добычей, разбил ее мечты. Теперь он просто обязан что-то сделать для Аннабел.
Что же он может сделать? Например, найти для нее несколько порядочных клиентов. Поговорит с рекламщиками и журналистами, чтобы обеспечить ей прессу. Хорошая история: сваха во втором поколении продолжает дело бабушки. Аннабел следовало самой до этого додуматься, но бизнесмен из нее никудышный.
Но самое главное — он не должен позволить ей знакомить его с другими женщинами. Это разобьет ее сердце.
Но, как истинный эгоист, он всей душой воспротивился этой мысли, втайне желая, чтобы она продолжала на него работать. Ему нравилось, когда она рядом. Аннабел облегчала ему жизнь, а он отплатил за добро, трахнув ее фигурально и буквально.
Отец и сын. Яблочко от яблоньки.
Отчаяние, охватившее его, было знакомым и старым, как стук ржавой двери трейлера в ночи.
Он не помнил, как заснул, но, должно быть, спал, потому что, когда земля колыхнулась, был уже день. Он приоткрыл глаз, увидел лицо, которое не был готов увидеть, и отвернулся. Еще одно крошечное землетрясение подбросило матрас. Хит заставил себя поднять веки и моргнул от ударившего в лицо света.
— Вставай, роскошный подарок всей женской половине мира, — прочирикал голос.
Она сидела на полу рядом с ним, держа в руке кружку с кофе и подталкивая матрас босой ногой. На ней были ярко-желтые шорты и фиолетовая майка с изображением уродливого тролля и надписью: «Мы тоже люди». Волосы в диком беспорядке вились вокруг лукавого личика, розовые губки улыбались, а глаза были куда яснее, чем у него. Черт возьми, она вовсе не выглядела безутешной. И как это понимать? Считает, что последняя ночь все изменила между ними?
Его затошнило.
— Позже, — пробормотал он.
— Никаких «позже». Мы все завтракаем в беседке, и я должна успеть поговорить с тобой.
Она подняла с пола вторую кружку и протянула ему.
— Это чтобы облегчить муки возвращения в мир.
Ему следовало бы насторожиться, но он чувствовал себя как дно грязной пепельницы. Все, чего ему хотелось, — это повернуться на бок и снова заснуть. Но он обязан ее выслушать. Поэтому Хит приподнялся, взял кофе и попытался мыслить связно.
Медовые глаза следили за медленно сползавшей к его талии простыней, и он вдруг снова захотел ее. И поспешно опустил руку, чтобы скрыть предательское свидетельство своей невоздержанности. Ну как сообщить ей новость о том, что она друг, а не кандидатка на долгие супружеские отношения, и при этом не ранить беднягу?
— Прежде всего, — начала она, — позволь сказать, что эта ночь значила для меня куда больше, чем ты представляешь.
Именно то, чего он не хотел слышать.
Она выглядела такой милой. Только последний подлец мог так ее обидеть. Будь Аннабел той женщиной, о которой он всегда мечтал: утонченной, элегантной, с безупречным вкусом и семьей, корнями уходившей в девятнадцатый век к баронам-разбойникам[36], другой жены трудно было бы пожелать. Но ему нужен кто-то более закаленный, чтобы выдержать удары судьбы. Женщина, которая смотрит на жизнь так же, как он: как на непрерывную конкурентную борьбу, которую нужно выиграть. Не как на постоянное приглашение поиграть в куколки.
— В то же время… — уже тише и серьезнее продолжала она, — больше мы не можем так себя вести. С моей стороны это было серьезным нарушением профессиональных принципов, хотя это не такая уж большая проблема. — И снова на лице заиграла хитрая улыбка. — Зато теперь я могу рекомендовать тебя с полным знанием дела. — Улыбка померкла. — Нет, проблема в том, что я тебя использовала.
88 
