167 
Короче, если верить пословице, сойдет сто потов, пока дрейгур готов.
Кто был автором идеи кадавральни, история умалчивает – дело обыкновенное для периода власти Бенедикта Прагматика. Но настал прекрасный день, когда все вороны, грачи, щеглы, воробьи и даже соловьи Чурихской долины запели с одного голоса. Длилось это единогласие недолго, спустя месяц птицы вернулись к повседневному щебету, карканью и бульканью, только дело уже было сделано. Дивясь осмысленности птичьего грая, население узнало и запомнило крепко-накрепко, что если у кого имется лишний покойник, а лишних денег, напротив, не имеется…
Привыкнув к соседству с замком некромантов, жители долины отнеслись к ситуации с толикой черного юмора. Собираясь вечерами хлебнуть пивка и выкурить трубочку, бондари и пахари, скорняки, печники и рыболовы наперебой советовали друг дружке съездить к мудрым некротам, торгануть любимой бабушкой. Мужьям вторили жены, собираясь у колодца или на завалинке. Лузгая семечки, бабы судачили о дурнях-гроболазах, которые за своим колдовством напрочь позабыли о приличиях и семейных добродетелях. Бортника Кумбу Спорыша придавило сухой лесиной – на похоронах родичи и гости помирали со смеху, представляя, как вместо могилы кладут Кумбу в телегу, везут в Чурих и долго спорят о цене, прежде чем ударить по рукам. «Шапка золота, не меньше! – громче всех хохотал Кумбин зять, бойкий красавец Фишка, любитель хмельного сладкого меда и партии в „сударика“. – Тестюшка, не во сглаз будь сказано, мужик ядреный, смекалистый! Дорогого стоит!»
Он ночью и выкопал усопшего бортника, свезя в кадавральню.
На почин, так сказать.
Шапку золота, разумеется, Фишке не насыпали. Но гонорара за проданного тестя вполне хватило на неделю беспробудного пьянства. Остаток денег предприимчивый красавец проиграл в «сударика», был крепко бит на сороковины смерти бортника, ходил по деревне враскорячку, громко страдал и приставал к супруге с нескромным предложением: пошли, мол, с лопатой на погост!
Там еще много кто из семьи задарма бока пролеживает…
Через два года к кадавральне проложили новую, мощеную дорогу: чтоб телеги не вязли в грязи. Долиной прибыльное дело не ограничилось – возили из близких мест, возили издалека, обнаружив, что «товар» по пути в Чурих сохраняется чудесным образом и дополнительных мер по береженью не требует. Придирчивое отношение некромантов к качеству предлагаемых кадавров росло день ото дня. Разленившись, чурихские маги крутили носом при виде стариков, пусть даже крепких и годных к употреблению; тщательно выясняли биографию покойного, изучая жизненный путь. В обслугу замка кого попало не брали, стремясь сочетать крепость телесную с добронравием и приветливостью души. А уж для экспериментов оставлялись наилучшие, наисвежайшие, кладези достоинств – строже, пожалуй, отбирали лишь в королевскую гвардию.
Отбор, что странно, положительно сказался на увеличении притока клиентов. Каждый, кто сумел выгодно продать кадавра, хвастал напропалую: мой-то, мой! дядя, тетя, сноха, деверь! в нашем роду всяк наособицу! смертию смерть поправ! ого-го!!!
Таких уважали.
Да и с первого взгляда было видно: отдаем родственников в хорошие руки. Кадавральня радовала глаз: уютные, чистенькие домики, дорожки между жилищами присыпаны белым песком, ласковый шорох криптомерий, живописный спуск к озеру, песчаный пляж; к слову, редкость – в остальных местах берег Титикурамбы изобиловал скалами. Превосходные ледники для хранения тел, где круглые сутки играла классическая музыка – чья-то идея, как обычно, с успехом реализованная гроссмейстером Бенедиктом. Исследования доказали, что гармония композиций, большей частью разнообразных «Requiem» и «Marche Funebre», на треть сокращает манозатраты по витализации объекта. Музыканты нанимались живые: во-первых, дрейгурам элефант на ухо наступил, во-вторых, сезон в Чурихе для скрипачей и фаготистов получался выгодней службы в благотворительном оркестре Фридриха Бьорке, известного мецената.
Прибавьте к этому молоденьких ведьмочек – слушательницы начальных курсов факультетов некромантии дрались за право летней стажировки в кадавральне Чуриха.
– Идиллия! – сказал Адальберт Меморандум, дипломированный поэт и штабс-секретарь Ложи Силлаботоников, проездом посетив Чурих.
Здесь он написал оду «Восстань, судьбой благословенный!», выпил рябиновой, завещал свое тело местному кладовщику и к вечеру уехал. Завещание, впрочем, через семь лет переписал, решив упокоиться в мавзолее, выстроенном благодарными поклонниками.
167 
