67 
– У вас есть Криббель Этерн?
Очень хотелось покуражиться в ответ. Но Анри раздумала рисковать.
– Разумеется. Мой профиль до поступления на службу – общая мантика.
– Какое издание?
– Академическое. С иллюстрациями Дюрье.
– Вы дразните меня, сударыня? Или…
– Или. Я предлагаю соглашение. Вы получаете от меня «Основы станомантики» на необходимый срок. Если захотите, закажете копию переписчику. В придачу я готова частично, в меру моей занятости, консультировать вас. Взамен…
– …я беру для вас некро-след.
– Да.
Анри ожидала паузы. Этот упрямец с телосложением кузнеца и подходящей фамилией – «Нихонова школа»! – не мог так вот сразу признать себя побежденным хрупкой женщиной. Он будет делать вид, что колеблется, взвешивает «за» и «против», в итоге не уступив даме, а приняв собственное решение…
Она ждала паузы и ошиблась.
– Хорошо. Я согласен. Сейчас мне надо домой, но через два часа я подойду в указанное вами место. И помните: с учетом будущих консультаций!
Малефик подмигнул со значением.
Анри едва не сделала ответный знак от сглаза.
Как раз в этот момент жонглер отложил в сторону кольца и булавы, взял маленькую кифару, настроенную на два тона выше обычного, и заиграл знакомое вступление. Мотив подхватила девушка – слабым, но приятным сопрано. Ария Терцини из трагедии «Заря». Та самая ария, которую мурлыкала Анри, высаживая «Розу шагов»; ария, которую пел хор мальчиков во сне – вещем, но неразгаданном.
Такие совпадения ни одна мантисса не сочла бы пустой случайностью.
SPATIUM VII
АРИЯ ТЕРЦИНИ
из
ТРАГЕДИИ «ЗАРЯ» ТОМАСА БИННОРИ, БАРДА-ИЗГНАННИКА
- Я жил в тени имен. В тени великих,
- Прекрасных, благороднейших имен.
- От их лучей в глазах плясали блики,
- В ушах плескался шелест их знамен,
- И строго на меня взирали лики
- Со стен, коря за то, что неумен.
- Знать имена теней я начал позже.
- Вот тень змеи. Тень чашки. Тень врага.
- Тень-кучер крепко держит тени-вожжи,
- Тень-кот ворует тень от пирога…
- А вот тень-день. Он был сегодня прожит
- И тенью-ночью поднят на рога.
- В предчувствии движения племен,
- Разломов тверди и кончины мира,
- Пою не то, о чем мечтает лира,
- А имена теней и тень имен.
CAPUT VIII
"ШЛИ МОРАНСКИЕ ХОРТЫ ПО ЧУДНОМУ СЛЕДУ —
АХ, НЕ БЫТЬ СО МНОЙ «НА ТЫ» НИ ЗИМЕ, НИ ЛЕТУ…"
Два ближайших часа она провела с пользой.
Заморила червячка в «Гусе и яблоке»: здесь подавали чудесное фондю по-виллански, с кукурузной мукой и тремя каплями вишневой водки. Сперва Анри думала отказаться от лакомства, потому что котелок для фондю изнутри натирали чесноком, а ей еще работать с людьми. Но передумала: в конце концов, с малефиком ей не целоваться, а некротические эманации отслеживать, а если и целоваться, то существенно позже, и вообще – потерпит.
Бокал облегченного кларета скрасил терзания души.
– Пудинг? – предложил содержатель траттории, чернявый хитрец Этьен Кормило.
Никто не верил, что фамилия у Этьена настоящая. Вигилла тоже не верила, пока однажды не навела справки по служебным каналам. Оказалось, чистая правда: чернявый происходил из древнего рода Рапунцельских кормчих, от самого Люберета Тяжкое Кормило, проведшего фрегат «Паладин» сквозь рифы и отмели Буйнакца. Выяснилось также, что Этьен подвергнут остракизму старейшинами рода, за предательство традиций.
Предательства такого свойства радовали Анри: кормчие ее интересовали мало, а кормильцы – более чем.
– Ты убьешь меня, Этьен. «Дед Кальвадо»?
– Двойной!
– С темным сиропом?
– И с ореховой стружкой.
– Негодяй ты. Мерзкий соблазнитель. Губитель талий. Давай, неси свой пудинг…
– Как именно? В лаковой тарели? В серебряном судке? Горящим синим пламенем?
– Быстро!!!
Лошак недовольно крякнул, когда хозяйка после трапезы взгромоздилась ему на спину. Пришлось намекнуть при помощи пяток, что труд облагораживает, а время не терпит.
Гиббус внял и зашевелил копытами.
Вскоре он мирно объедал чертополох на обочине Фалбальского тракта, возле частного лабилектория «Миманс». Здесь Анри задержалась, разыскивая верховного лабилектора, иначе чтеца по губам, Эраста Драммона. Помнится, впервые оказавшись в «Мимансе», вигилла была поражена обилием чудаков – гримасничая, корча жуткие рожи, они походили на людей, одержимых легионами бесов. Одни растягивали рот до ушей, другие сжимали его в «курячью гузку», третьи волнами гоняли по лбу морщины, четвертые катали желваки не только на скулах, но и в самых неподходящих местах… Лица лабилекторов напоминали посмертные маски висельников, которыми увешивал стены мастерской бесноватый живописец Адольф Пёльцлер, работая над «Оргией безумцев».
67 
