Особенно если в воздухе пахнет скабрезностью.
– Позвольте узнать, милочка, – тоном лекаря, беседующего с хронической симулянткой, начал Месроп Сэркис, – под каким соусом вы намерены сопровождать Андреа Мускулюса в Чурих, во время его… гм-м… предположительно интимного визита к Нааме Шавази? Вы расчитываете, что перспектива… м-м… любовного трио так обрадует опытную некромантку, что она утратит бдительность? Или я вас неверно понял?
– Я намерена сопровождать Мускулюса в Чурих, господин председатель, под уникальным соусом. Личный рецепт, тайна семейной кулинарии. Господа, соблаговолите выслушать…
* * *
Когда Анри закончила, все с минуту молчали.
Ничего страшного, она привыкла.
Большинству людей привычней все спланировать заранее, в подробностях. Потратить месяц на прикидку. Разложить по полочкам, рассовать по шкафчикам, наклеить таблички, оглядеть стройные ряды перспектив, простучать сочетания звеньев в цепи и вытереть трудовой пот. Люди склонны обманываться, видя в несокрушимости планов на будущее – несокрушимость самого будущего, такого, какое они в тщете своей придумали. Зато потом, когда судьба игриво дает щелчок карточным домикам, выбивая из стен то Рыцаря Жезлов, то Даму Чаш, когда будущее показывает длинный и мокрый язык, становясь настоящим, а в шеренги планов вбивается клин неразберихи – о, тогда они задыхаются в цейтноте, панически суетясь, и никак не возьмут в толк: за что?
Так хороши, так свежи были планы!
– А мне нравится, – сказал капитан Штернблад. Глаза маленького капитана первыми перестали напоминать оловянные пуговицы. – Клянусь Вечным Странником, нравится! Ввяжемся в бой, а там посмотрим…
Прямой начальник вигиллы сурово колыхнул пузом:
– Это авантюра, Папа. Ты любишь авантюры?
Капитан подумал. Анри дорого бы дала, лишь бы узнать: какие четки он сейчас перебирает, пробуя каждую бусину на ощупь?
– Да, – убежденно ответил Рудольф Штернблад, убийственный малютка. – Люблю.
И подмигнул даме.
Капитан, как и Анри, был человеком одной стрелы. Знаете, когда три дня готовишься, очищаешь сердце, печень и душу, неделю едешь в замшелую глухомань, где цветут знаменитые «дамы с камелиями», блистая чахоточным румянцем лепестков; придирчиво выставляешь мишень, вымеряешь дистанцию, затем стреляешь из лука один раз, попадаешь или промахиваешься – и уезжаешь обратно. Очень многие изумляются такой расточительности. Если столько готовился, отчего бы не пострелять всласть? Дать поправку на ветер, выпустить дюжину стрел, оценить результат, поразмыслить, выпустить еще дюжину, сменить тетиву, взять второй колчан…
Анри никогда не вступала в споры с людьми тысячи стрел.
Бесполезно.
– Это настолько безумно, что может сработать, – поддержал друга Просперо Кольраун. Пузырь над лезвием опал, сейчас лицо боевого мага напоминало гравировку по стали. – Согласие Мускулюса я обеспечу. Свяжусь с лейб-малефактором Нексусом, пусть оформит приказ. А к приказу я добавлю личную просьбу. Малыш мне не откажет.
– А Нексусу откажет? – усомнился Месроп.
Вигилла чудесно понимала сомнения толстяка. Она сама бы тридцать раз подумала, прежде чем отказать ласковому, дряхленькому дедушке Серафиму. «Вредитель-Божьей-Милостью» к отказам относится со своеобразным юмором. Даже радуется, если отказывают – всегда полезно малость поупражняться в любимом ремесле…
– И Нексусу не откажет. Просто хочется, чтобы малыш работал не только за страх. Хотя… После лилльского дела в Ятрице он, по-моему, распробовал приключения на вкус.
– Хорошо бы еще отвлечь внимание Черного Аспида и Чуриха, – мечтательно протянул барон, сбив треуголку на затылок. – Какой-нибудь непредвиденный фактор… Господа, что с вами?!
Все смотрели на Конрада фон Шмуца.
Картина маслом: «Община сусунитов выбирает петуха отпущения». Бытовое полотно, золоченая рама, кисть Фурле Натюрлиха-старшего, выставлена в галерее Джошуа Трентера без разрешения на копирование.
– С нами все в порядке, – сказал прокуратор Цимбал, на манер веера обмахиваясь третьим письмом, с печатью орденской канцелярии. – Это с тобой не все в порядке, господин командор. Тебе завтра в поход, идеалы восстанавливать. Цивилизация взывает. Кто, если не ты?
– Виль! Ты сошел с ума?!
– Нет, дружище. У меня на редкость ясная голова и горячее сердце. Ах да, еще чистые руки, потому что я их часто умываю. Кто подписывал петицию в канцелярию Ордена? – ты, твоя светлость. Петиция Орденом удовлетворена. Чего тебе еще надо? Трубите в трубы, фон Шмуц в поход собрался…