…божество состязаний – это и божество победы, и божество поражения: оно определяет и охраняет место состязания. На путях ратного дела это знание глубоко сокровенно. Однако же поскольку это – двойственное божество судьбы с ее переменами времен, то божество это изволит попеременно принимать сторону обоих соперников. И тогда кажется…
Убрать.
Сейчас некогда.
Первым очнулся Ленчик. То ли о чем-то догадался, то ли просто решил подыграть. Зевнув во весь рот (на мой взгляд, слегка нарочито) и почесав небритую щеку, он стал развязывать тесемки рюкзачка. Первой из недр на свет божий явилась двухлитровая бутыль сплошной мути.
Жидкой мути, надо заметить.
– Суп, – вздохнул Шемет.
– Самогон! – возрадовался я.
– Чай, – пояснил Ленчик.
Обвел нас взглядом, понимания не встретил.
– Мой чай, – конкретизировал. С его точки зрения, это все объясняло.
И пробуждало аппетит.
Следом рюкзачок родил уйму овощей в старофламандском стиле, ломтики сыра, аккуратно завернутые в промасленную бумагу, и кулек редиски. Крупной, с мышиными хвостиками.
Рядом уже суетился мясоед Димыч. Банка сардин, ветчина, непременное сало, три луковицы – синие, крымские, сахарные на изломе; по-моему, где-то на периферии мелькнула поллитровка домашней перцовки, но явиться миру пока отказалась.
Последним выбрался кулек редиски.
Крупной, с мышиными хвостиками.
– С общего огорода? – поинтересовался я, начиная переодеваться в кимоно: так удобнее.
Ответа не последовало. Вместо ответа привычно зарделась Ольга, присев у импровизированного дастархана. Я со значением уставился на нее в упор: что, мужика без штанов не видела? Оказалось, дело не в мужиках и не в штанах.
Просто в руках наша трепетная лань держала кулек.
С редиской.
Шемет сбегал к машине и приволок два литра «Фанты». Вкупе с импортным языком. Язык был не только импортный – еще он был в сладкой горчице с укропом, как вещала иностранная надпись поверх банки.
– Язык до Киева доведет, – ни к кому конкретно не обращаясь, брякнул Шемет и сам уставился на нас: к чему бы это?
– Редиски нет? – хором спросили у него.
Шемет только руками развел.
Кажется, он готов был съездить – тут недалеко, бабки у моста торгуют…
– Да ладно, чего уж! – милостиво согласился я.
И достал кулек с редиской.
Достал самым первым – из принципа.
…отдавал себе отчет и в словах, и в поведенье, но взаймы ни бог, ни черт не давал ни разу денег; переигрывал судьбу, мог любить и ненавидеть, в белых тапочках в гробу никого не тщился видеть, мог играть и без струны – дескать, вывезет кривая! – и терпеть не мог войны, потому что убивают…
Убрать.
Лишнее.
От ближайшего дерева на нас смотрел Монах. Щекой дергал. Есть здесь у нас такое дерево – Дуб Совета (хотя какой там дуб…), три голых ствола из одного комля, метрах в четырех над землей срубленные молнией; есть здесь у нас такой Монах – Володька Монахов, несчастное существо, загнанное в ловушку самим собой.
Есть здесь мы; и хорошо, что есть.
Наверное.
– Присоединяйтесь, барон!
Молчит. Дергает щекой. Куртку от кимоно в руках вертит: то жгутом перекрутит, то таскает туда-сюда, будто после стирки отжимает. А глаза, как у большой голодной собаки: подойти? оскалиться? убежать?
Подошел.
Но не очень близко.
– А вы… вы чего, собственно, сюда приехали?
– Трубы смотреть, – объяснил мой рыжий друг.
Я еле сдержался, чтобы не подмигнуть Димычу с нескрываемым одобрением. Кажется, понял, поддержал вполкасания. Сейчас главное: не спугнуть.
– Какие трубы?!
– В газете писали, будто тут трубы меняют. – Димыч увлеченно возился с сардинами, отдирая жесть поудобнее. – Газопровод ремонтируют или воду к санаторию тянут, к новому корпусу… не помню уже. Решили старое место проведать: вдруг перекопали вдребезги-пополам?! Экзамен ведь на носу. Не забыл?
Монах, вконец ошалев, присел на корточки – и я кинул ему редиску.
Самую крупную.
Он поймал овощ на лету и сунул в рот, смачно захрустев.
Время подсекать.
– А ты что, думал, мы тебя искать приехали? Делать нам больше нечего…
Монах подавился, заперхал горлом. Ленчик машинально потянулся стукнуть его по спине здоровой рукой, но перехватил мой взгляд – «не смей!» – и сделал вид, что просто хотел взять сыр.
Бесплатный сыр, который бывает лишь в мышеловках.
– А этого… Константин свет Георгиевича, – откашлявшись, спросил Монах с нескрываемой враждебностью, – тоже на разведку прихватили?! Трубы таскать?!