ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  48  

— Я прекрасно слышу вас, госпожа Коушут. Вы полагаете, эти достойные всадники явились сюда состязаться в козлодрании? Если так — я немедленно прикажу бойцам моего хайля бить себя кулаками в грудь и восклицать: «Моя вина!»

Вот теперь самое время обернуться и всей громадой обманчиво грузного тела, остро пахнущего потом, нависнуть над Зейри Коушут, Неистовой Зейри, полномочным наблюдателем Межнациональной Лиги.

В Восьмой ад Хракуташа их всех, дипломатишек!

— Если переговоры сорвутся по вашей вине, господин хайль-баши, я буду вынуждена представить Лиге доклад с подробным изложением событий! Еще на той неделе я предупреждала вас: перемирие — это не шутка и не игрушка для ретивых вояк! Вам известно какие приговоры предпочитает выносить трибунал в последнее время?!

«Девочка, — очень хочется спросить Фаршедварду, но он не делает этого, и не только потому, что Неистовая Зейри кто угодно, но далеко не девочка. — Кто учил тебя быть мужчиной? Кто вложил холодный огонь в эти глаза и превратил язык в нож, а сердце в кулак? Господи, как было бы здорово взять тебя сейчас за горлышко, за нежную голубиную шейку, встряхнуть хорошенечко и объяснить простую и малоприятную истину: не так уж важно быть всегда сверху, хоть в жизни, хоть в постели!»

Несказанные слова клокочут в глотке, выпячиваясь наружу синими жилами-веревками, и хайль-баши вновь смотрит в окно.

В песках идет рубка, бессмысленная и однообразная, потому что исход известен заранее: еще минута-другая — и белуджи с воплями ринутся обратно, оставив между барханами десяток-другой трупов. А преследовать их в пустыне на ночь глядя решится кто угодно, но не Фаршедвард Али-бей, если он по-прежнему намерен вернуться в ставку с поредевшим, но существующим не только на бумаге хайлем.

— Вы можете поступать, как сочтете нужным, госпожа Коушут, но я буду на любую провокацию отвечать сообразно скрытой в ней опасности.

— Ладно, Али-бей, не злитесь… — Неожиданная уступчивость сбивает хайль-баши с толку, и Фаршедвард топчется на месте, как когда-то топтался на помосте после коварного толчка соперника-нарачи. — Все мы устали, всем настолько хочется тишины и покоя, что мы готовы шакалами кидаться друг на друга! Знаете, какой сегодня день… вернее, какой сегодня был день?

Фаршедвард удивленно прикидывает: недели полторы назад закончился месяц Дей, значит, сегодня на дворе Бахман, месяц Доброй мысли, будь он неладен, а день… день… ну конечно же!

— Вот-вот, — улыбается Неистовая Зейри, оправляя гимнастерку, и улыбка выглядит совершенно естественной на ее жестком лице, что уже само по себе не вполне естественно. — Десятый день Бахмана, солнце уже село, и начинаются Иблисовы святки, единственная ночь в году, когда силам зла дана полная воля! Неужели же мы переругаемся с вами именно сегодня, на радость мохноухой погани?

— Я не суеверен, — коротко отвечает хайль-баши, молчит и наконец смягчается. — Но я также не расположен к лишним ссорам.

Женская ладонь примирительно ложится на окорок Фаршедвардова предплечья, и оба, хайль-баши Али-бей и наблюдатель Лиги Зейри Коушут, смотрят в окно.

На то, как сотник Карен распекает нерадивого пулеметчика.

Новобранец моргает, качается и наконец кулем оседает на землю. Фаршедварду Али-бею не надо долго любоваться корчами бедного парнишки, чтобы понять: пулеметчик болен.

Двенадцатый случай за последние три дня.

Одиннадцать свежих могил красуются на сельском погосте, одиннадцать холмиков с суконными шлемами на грубо обтесанных столбиках; и надо приказать копать двенадцатую, потому что пулеметчику остается меньше суток воплей и кровавого поноса.

Никаких других потерь за эту троицу дней хайль Фаршедварда не понес.

«Иблисовы святки, — повторяет про себя хайль-баши, не очень понимая, имеет он в виду просто грядущую ночь или всю эту треклятую войну. — Десятые сутки месяца Бахман, месяца Доброй мысли…»

Почему-то Фаршедварду кажется, что этой ночью он будет спать не один.

Ночь больно кололась звездами.

Легонько толкнув фрамугу — он всегда боялся что-нибудь поломать, еще с тех пор, когда впервые завязал волосы на макушке узлом в форме листа дерева гингко, символом зрелости борца, — Фаршедвард полной грудью вдохнул дурманящую свежесть и замер у открытого окна.

Темная глыба в темном прямоугольнике.

За спиной еле слышно посапывала Зейри, раскинув на циновках всю роскошь зрелой женской наготы.

  48