Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
107 
– Координаты? – не удержался от комментария легат.
– А что, если мозгу они известны? – возразил гитарист. – Или он сумеет их определить? Опять же, по вектору сигнала поисковики, возможно, сделают расчет примерных координат…
Легат кивнул, и, склонный к радикальным действиям, одобрил изначальную идею с синтезом взрывчатки. Но предложил иную цель для диверсии. Шлюз, блок принудительного захвата… Слишком сложно! Удар надо нанести по ЦЭМу «Шеола». Определить его местонахождение и кратчайший путь доступа, взорвать соответствующую дверь или переборку… А там – по обстановке. Переключить все на ручное управление, либо, если это не удастся – окончательно вывести ЦЭМ и дубль-системы из строя.
– Во избежание неприятных сюрпризов пустим вперед рабов…
Тема рабов была для Гая болезненной. Он возвращался к ней раз за разом. Тарталью коробило, когда легат предлагал использовать рабов в качестве «пушечного мяса». Тому, кто побывал в шкуре потенциального робота, лишь кажется, что с него сняли клеймо. Ожог остается, мучая фантомными болями. «Ведь это люди! Живые люди!» – кричало все в нем. Но кукольник молчал. «Еще ничего не решено, – успокаивал он себя. – Это варианты. Мозговой штурм. Мы постараемся обойтись без жертв. Ну а если жертвы будут неизбежны…»
На душе скребли кошки.
– Все высказались? Переходим к обсуждению.
– Вы позволите и мне поучаствовать?
Лючано тихо выругался. Летописец, как всегда, подобрался незаметно.
IV
– Подслушивал?
Мрачный вид гитариста не предвещал дражайшему Авелю О'Нейли ничего хорошего.
– В определенном смысле, – не стал отпираться летописец. Он улыбался, источая тонны дружелюбия, и старался не делать резких движений. – Знаете, я выяснил странную вещь. Если явиться к началу обсуждения и предложить свои услуги, неофиты делаются крайне необщительны. Вплоть до нанесения телесных повреждений советчику. А потом я раскинул умом и пришел к выводу: побег – дело сугубо личное, как секс. Посторонних, извините, не терпит.
– Все вынюхали, любезный? – Тумидус, вновь демонстрируя трогательное единодушие с вехденом, поднялся, обманчиво-ленив. – Докладывать побежите? Добрых Братьев известить?
– Господин легат, остыньте. Если бы этот человек наушничал в пользу местных психов, он не открылся бы нам. Согласны?
– Ох уж эти мне адвокаты!.. – буркнул легат, но спорить с вудуни не стал.
Госпожа Вамбугу вмешалась очень вовремя. Еще чуть-чуть, и неофитам представился бы случай проверить, относится оранжерея к тем местам, «где Малый Господь не видит», или нет? Ибо до насилия было рукой подать: Тумидуса и намеченную им жертву разделяла пара шагов.
– Благодарю вас, – поклонился летописец Фионине. – Разумеется, я не доносчик. Открою вам страшную тайну: ваши планы никого здесь не волнуют. Кроме меня. Традиция: поначалу все новенькие пытаются сбежать из «Шеола». Увы, безрезультатно. Рефаимы давно потеряли интерес к этому занятию. А Пастушка, умница, ждет. Неофиты порасшибают лбы об стену, набьют себе шишек – и угомонятся. Станут, как все. И сами придут к ней. О, наша красавица умеет ждать!
– Тогда что вам тут надо? – с неприязнью осведомился Антоний. – Если традиция, если все впустую? Явились посмеяться?
– Я не теряю надежды, что у кого-нибудь получится. Отчаяние – великий грех.
Отзвук великого греха был ясно слышен в голосе летописца.
– Я вижу, вы решительные люди, – заторопился он. – Я хочу вам помочь! Вам понадобится информация о «Шеоле» – она у меня есть. Я собирал ее год за годом! Планы тюрьмы, неудачные попытки побега, режимы содержания заключенных, сбои в работе автоматики – все это здесь!
Он продемонстрировал планшет.
– А почему ваш планшет работает? – Бижан вполне мог позировать для аллегорической статуи «Подозрительность». – Батареи в коммуникаторах садятся, лучевики не стреляют, а ваша штуковина…
– Планшет – казенное имущество. Записан в реестр «Шеола». Вот инвентарный номер. На казёнку влияние «Вампира» не распространяется.
– Ну, допустим. И что же вы хотите за свою помощь?
– В случае удачи вы возьмете меня с собой. Я – пожилой человек. Умереть здесь – это слишком. Одиннадцать лет… целая вечность!..
Летописец сгорбился. На длинном лице проступили многочисленные складки и морщины. Осторожно, словно его тело вдруг сделалось стеклянно-хрупким, он опустился на пол беседки, умостил планшет на коленях и замер в ожидании. Решайте, мол, сами – я все сказал.
107 
