39 
— А все одно не можно! — парень вздохнул. — Потому как приказ. Бить не буду, а наручники надену!
Сзади послышался резкий голос Бажанова. Кажется, он собирал командиров. Я вновь оглянулась…
— Эра Игнатьевна!
Дверца распахнулась. Дуб! Ухмыляющийся, с автоматом на брюхе — но без-каски, в одном подшлемнике.
— Где каска, господин Изюмский? — сурово поинтересовалась я.
Дуб хмыкнул и, отбросив лапу бдительного сержанта, пристроился рядом.
— Сейчас, блин, шерстить начнем! Снаружи вроде тихо, охраны нема. Я все уже узнал! Тут два дома: который новый, там психи, а тот, что Голицыны — для администрации. Как мыслите, где искать надо?
— А что тут еще есть? — осведомилась я. — Ну… — дуб оглянулся. — Ближе к пруду — церковь, которая бывшая. Дальше — дом поповский, тоже бывший. И село — три дома, старухи живут. Так пойдемте, поглядим!
Я выразительно покосилась на сержанта. Изюмский почесал пальцем лоб, хмыкнул.
— А ты, парень, чего, из блатных? Какая статья?
— Я тебе дам, статья! — Сержант резко повернулся.
Веснушки пылали гневом.
— А татуировка? На левой руке.
— Да какая на хрен… Смотри!
Лапа протянулась вперед. Клац! Наручники, которыми грозили мне, защелкнулись на запястье бдительного «сагайдачника». Другую половину дуб пристегнул к дверце.
— Вот так. Эра Игнатьевна! Видели бы вы меня, блин, когда я в операх служил!
2
Возле машин было пусто. Десяток парней в камуфляже разместился вдоль забора. Еще трое перекрывали ворота.
— Пошли уже! — констатировал Изюмский. — Шерстить пошли! Не успели мы с тобой, блин! Ладно, подождем. Вон она, церковь, сзади!
От церкви уцелели только стены — красно-кирпичные, массивные. Вокруг лежал нетронутый снег. Внезапно подумалось, что здесь очень красиво. Лес, старый помещичий дом, пруд. Быть может, при Голицыне в нем лебеди плавали. Да… За стены родные, за сень милых кленов, за старый родной и порушенный дом…
Резкий гудок заставил обернуться — из-за ограды выруливал автобус. Древний «ЗИЛ», таких в городе и не встретишь.
— Ах ты! — дуб вполголоса чертыхнулся и бросился вперед. За ним поспешили трое «сагайдачников». Снова гудок — в нем слышалось явное недоумение. Автобус затормозил, водитель выглянул наружу, склонился к подбежавшему Изюмскому. Внезапно послышался вопль — испуганный вопль десятков голосов. Кричал автобус — дружно, протяжно. Дуб отскочил, что-то сказал курсантам. Один из них, козырнув, стал рядом с дверью водителя. Изюмский повернул обратно.
— Психи! — сообщил он не без некоторого удовлетворения. — Настоящие! Их в Дергачи возили — развлекаться, блин! Слыхала, как завыли, когда «стволы» увидели?!
Крик стал тише и понемногу заглох. Я невольно пожалела несчастных. Ничего себе развлечение получилось! Ехали домой, мечтали об ужине…
— Ах вот ты где, Гизело!
Видать, стареть стала. Опять не услышала — а ведь должна была! Особенно когда такой медведь заходит сзади.
— Шутите, значит? Водителя стреножили?
Брови заместителя мэра были сурово сдвинуты. Я храбро парировала гневный взгляд, усмехнулась:
— Кадры подбирать надо лучше!
Веснушчатый сержант топтался поодаль, делая вид, что не смотрит в мою сторону.
— Кадры! — Бажанов явно хотел сплюнуть, но сдержался. — В общем, так, Гизело! В первом корпусе — больные. Тревожить не стали — пробежались только. Во втором — пусто. Директор уехал, завхоз уехал. Там какие-то лаборатории, посмотреть надо. А в целом, ни хрена! Я ребят послал к складу, это бывший винный погреб… Слушай,, а может, тебя надули, а?
Ответить я не успела — по ушам словно палкой ударили. Раз, еще раз…
— Ложись! Ложись! К забору.
Теперь стреляли очередями. Кто-то явно не жалел патронов.
И, словно в ответ, вновь послышался знакомый вой. Но на этот раз он доносился не только из автобуса. Кричали в доме, спрятанном эе высоким кирпичным забором. На миг стало жутко. Так, наверное, воют в аду.
Падать не стала — пожалела пальто. Чугунная решетка забора тоже не показалась надежным прикрытием. Пока я раздумывала, сильная рука рванула за плечо, потащила назад, за ближайший грузовик.
— Началось, блин! — дуб радостно ухмылялся, поглаживая «калаш». — Ну, это дело! Ща мы им!
Я даже не смогла огрызнуться — внезапно навалилась усталость, свинцовая, одуряющая. Так и знала! «Мы» дадим «им», «они» дадут «нам». Вот и пули, как воробушки, плещутся в пыли…
39 
