Внезапно я ощутила некую странность. Нет, «ощутила» — не то слово. Странность обрушилась, словно бревно на голову.
Отставка?! В конторе, где я работаю?
О таком можно рассказывать лишь глупой сопливой девчонке, какой я была, когда меня подобрали мои добрые-добрые боссы. Дура-девчонка могла поверить в такое — десяток лет работы, счет в банке, домик на Багамах. Но внедренный сотрудник Стрела — давно не девчонка, верящая в сказки. Отставка в нашем деле выглядит иначе: кубик воздуха в вену, кристаллик цианида в бокал с шампанским — или просто пуля. Пуля вульгарис. В крайнем случае, если сотрудник становится инвалидом, его переводят в центральный аппарат — бумажки перекладывать. Но подобное бывает редко, да и зачем? Инвалиды в нашем деле — только помеха.
На миг стало страшно — до холода в позвоночнике; но затем страх сгинул, сменившись полной растерянностью. Даже не растерянностью — ступором.
Чудес не бывает.
Таких, как я, не выпускают живыми. И убивать меня уже поздно, за эти часы предатель мог бы наворотить такое!
Значит?
Значит, еще одна белая обезьяна. «Коропоки», как выразился шаман Молитвин.
Я выключила компьютер и осторожно прошла в гостиную. Игорь спал. Плед опять лежал на полу. Я подняла его, вновь укрыла Мага. Игорь улыбнулся во сне…
2
Какого цвета была машина, подвозившая меня в прошлый раз, я не помнила. И город рассмотреть не получилось — не до того было. Разве что солнце запомнила, солнце и лужи, плескавшие из-под колес.
На этот раз машина была белой, с номерами городской администрации. Вместо знакомого сержанта-"сагайдачника" за рулем оказался некто штатский. Разглядывать его я не собиралась. Город! Вот что по-настоящему интересно! За эти дни он действительно изменился, и дело оказалось не только в неожиданно ранней весне…
Машину прислали в девять утра с короткой запиской Бажанова. Я даже не успела напоить Игоря кофе. Господин Бажанов, исполняющий обязанности мэра и председатель Временного Комитета Обороны, торопил.
Вначале я заметила репродукторы — черные, похожие на огромные тюльпаны. Такие я видела только в кино, и то в самом детстве, когда по «ящику» крутили фильмы про войну. Про давнюю забытую, войну, когда с колоколенок лупили пулеметы и «Фриц» означало не просто сокращение от «Фридрих». Так и казалось, что репродукторы вот-вот оживут и по улицам разнесется:
«Граждане! Воздушная тревога! Граждане!..»
Репродукторы молчали. Присмотревшись, я сообразила, что говорить им еще рано — нигде не было проводов. Ни проводов, ни антенн. Просто странные черные цветы, прикрепленные болтами где к кирпичной стене, где прямо к рекламному щиту фирмы «Пепси». Я удивилась — и тут же увидела кентавров.
Как я поняла из вчерашнего рассказа Игоря, с кентами заключено нечто вроде перемирия. Бажанов встретился с их вожаками и даже подписал какой-то протокол. Это было понятно, особенно после указа, но те двое, что катили нам навстречу… Я глазам своим не поверила: красные повязки, большие нагрудные знаки, знакомая надпись «Патруль».
Патруль?! Кенты патрулируют улицы?! Может, и вправду конец света?
Площадь Свободы, обычно пустая и скучная, тоже стала другой. Напротив входа в городскую администрацию (во времена далекие, для нас почти былинные — обком) суетились рабочие, устанавливая нелепые бетонные плиты. Рядом свесил свой оранжевый нос новенький японский кран. Среди серых курток мелькнул знакомый зеленый ватник. Тех-ник! И не один! Да какого черта, новую очередь метро они рыть собрались, что ли?
По самому верху здания, скрывая окна пятого этажа, тянулось широкое кумачовое полотнище. Белые буквы складывались в слова:
НАМ ЗДЕСЬ ЖИТЬ!
Я покачала головой. Верно. Нам здесь жить. Лозунг на городских воротах Содома. Или на борту «Титаника».
Автомобиль подрулил ближе, шофер открыл дверцу — и я поняла. То, что сооружалось здесь, когда-то называлось баррикадой. Саша строил такие — и в августе 91-го, и в октябре 93-го. От августа у него остались фотографии, от октября — шрам на плече…
Возле дверей я оглянулась, посмотрела на глубокое, яркое небо — и вздрогнула. Синий океан пересекали белые тонкие полосы — одна, другая, третья. Самолеты — высоко, где-то на границе стратосферы. Кажется, это называется «инверсионный след». Гражданские не летают тройками, значит…
Началось!
У входа потребовали пропуск. Такового у меня не оказалось, и курсант-"сагайдачник" долго звонил по телефону. Простому, не радио, с треснутым диском. Проводов у телефона не было. Я уже не удивлялась.