Особенно,... 
98 
На заседание бывшего генерала Иловайского доставили на «скорой помощи». С Канари не вышло – пребывал бывший старшина в 15-й психбольнице, именуемой в народе Сабуровой дачей. Прямо с улицы Сумской забрали, когда Андрей из личного оружия пытался открыть огонь по назойливым мертвякам. Завсектора Василий Александрович внешне не изменился, разве что высох, как мумия, дотронуться страшно. Глаз от бумаг не поднимал, на вопросы не отвечал, внимал молча.
Выслушали. Разошлись. Боровичка-секретчика карета с красным крестом увезла. А через два дня на дверях Сектора сезонной статистики появилась свежая сургучная печать.
С тех пор тирмен Кондратьев ни с кем из коллег не встречался, дружбы не заводил, старых знакомых по стрелковому делу избегал. Предписание на очередную командировку получал в конверте – неизвестно от кого, неизвестно как.
Тактика индивидуальных ячеек.
Шесть месяцев Петр Леонидович плохо спал по ночам. Но все утряслось: и с Рейганом, и с Пугачевой, и с миром-подлодкой. Само собой или из-за рекордного выстрела старшины Андрея Канари – спросить было некого.
Секретчик товарищ Иловаев до перемен не дожил – умер от инсульта после заседания сектора. Его офицерский Георгий и коробку с медалями Петр Леонидович оставил у себя, чтоб упырям-спекулянтам не достались. Гриб сушеный Василий Александрович, лишившись должности, сгинул неведомо куда. Из города, говорят, уехал. А еще говорили, что прямиком на личный доклад к Великой Даме направился. Псих Адмирал Канарис, отпущенный с Сабуровой дачи, проводил долгие дни в городском парке, поближе к тиру. Пару раз зашел, на мишени взглянул.
Заплакал.
Сегодня, теплым ясным утром, на шумной Сумской встретились все семеро, живые и мертвые. По психу Канарису соскучились, позвать решили.
А может, дело не в Канарисе.
Дело, может, было в первой местной командировке нового тирмена, Архангельского Даниила Романовича.
7
Весна раскрашивала парк клейкой зеленкой. Почки лопнули еще в середине апреля, деревья и кусты гордились молодой шевелюрой. Небо текло голубой слезой. Даже если чья-то рука, похожая на куриную лапку, и писала сейчас на небе всякие гадости, подбивая итоговый баланс, то слеза смывала и «исчислено», и «взвешено», и «измерено», вынуждая замотанных бухгалтеров пересчитывать заново. А детвора внизу дудела в жалейки, гремела погремушками, собиралась жить вечно и норовила удрать от бдительных мамаш в кусты.
Пролетарского писателя Горького заново выкрасили серебрянкой.
Возле непотопляемого кафе «Чебурашка» воздвигли ударный силомер – столб с дерматиновой подушкой. Лупи, значит, со всей дури и хвастайся цифирками на электронном табло. Естественно, сперва требовалось купить медный жетон и бросить в прорезь силомера. Лупить задарма не разрешалось.
В киоске напротив разливали кеговое пиво в стаканы из пластика. Зеваки сдували пену, прихлебывали и отпускали ехидные замечания в адрес силачей.
А по центральной аллее шел молодой тирмен – получать инструкции от выездного куратора Кондратьева П.Л.
В тире дяди Пети не оказалось. Да и сама «нулевка», как они звали меж собой тир верхний, общественный, была заперта на ключ, несмотря на рабочее время. Данька извлек мобильник и позвонил на «минус первый». Там стоял автоматический определитель номера, новый, навороченный: дядя Петя увидит, кто звонит, и снимет трубку. Клиентов на «минус первом» нет, не заказывали, но старик вполне может возиться с оружием…
Телефон молчал.
Где искать выездного куратора?
Данька настолько привык к неразделимости тира и старого тирмена, что оказался в неудобном положении. Время загадочной командировки близится. Инструкции получить не у кого. Домашний телефон Петра Леонидовича ему неизвестен, равно как и адрес. Никогда не спрашивал, не звонил, не заезжал и не интересовался.
Сходить в дирекцию парка?
– Зд-дорово, Д-данила!
– Привет, Артур. Ты дядю Петю не видел?
– В-видел. Он в ателье уехал, брюки у портного з-забрать. Сказал, толстеет, отдал в п-поясе расшить. Скоро обещался. Пошли об-бедать, чего тут торчать…
Оставив тир, Артур сильно изменился. В лучшую сторону, как на взгляд Даньки. Во-первых, он стал меньше заикаться. Во-вторых, бросил пить и, как следствие, влипать в неприятности. Раздобрел, обзавелся румянцем, даже намек на брюшко появился. Подумывал жениться, но колебался в выборе: хотел, чтоб и красивая, и домовитая, а вместе не получалось. Но Артур не терял надежды.
98 
